Скифы в остроконечных шапках

— Копать буду я. — Ксанф широким ножом вспорол очерченный участок. Филл, торопясь, чтобы Арзак не опередил, выгреб землю ладонями. Ксанф снова вонзил свой нож, снова в дело пошли ладони. Нож — ладони, нож — ладони. Вглубь медленно поползла наклонная яма. Сначала Ксанф скрылся по пояс, потом ушёл с головой. Филл не отставал. Он загребал землю в дорожные сумки и передавал Арзаку. Арзак вытаскивал на поверхность.

Нож — ладони — сумка. Нож — ладони — сумка.

— Ксанф, давай сменю.

— Нет, Арзак, копать буду я.

Расстояние в шесть локтей было одолено за полночи.

— До брёвен осталось, наверное, столько же, — сказал Филл.

— Дальше медленнее дело пойдёт, земля станет твёрже, — ответил Арзак и крикнул вниз: — Ксанф, давай сменю.

— Нет, копать буду я.

Ксанф рыхлил и отбрасывал землю, как живущая в подземных ходах, проворная, похожая на мышь землеройка. Филл едва успевал выгребать. Всё глубже полз коридор под курган. Всё ближе звучал лай Лохмата.

— Тише, кути Лохмат, — приговаривал Филл, борясь с усталостью. — Мы спасём тебя и твою хозяйку, птичку-певунью, девочку-горицветку с волосами цвета пшеницы.

«Только бы ничто не помешало, — думал Арзак, вытаскивая и ссыпая землю. — Если нас обнаружат, то казнят как воров, пришедших за царским имуществом». Выбираясь с сумками на поверхность, Арзак прислушивался к каждому шороху. Пролетела ночная птица, прорезала воздух летучая мышь, прокралась лиса и бросилась наутёк, испугавшись лая Лохмата.

Всё глубже вгрызался подкоп, всё больше земли оказывалось на поверхности. Рядом с высоким курганом вырастал небольшой холм. Никто, кроме звёзд, не следил за его появлением. В стойбище Вечности было пустынней, чем в самой безлюдной степи, и луна, когда удалось ей пробиться сквозь облака-перья, осветила ровную гладкую местность с белёсо мерцавшими одинокими курганами.

Высыпав землю, Арзак наклонился над ямой, чтобы передать Филлу пустую сумку, и замер с сумкой в руках.

— Ты что? — окликнул его Филл.

— Топот копыт. Скачут от берега. Спешились или просто остановились. Выбирайтесь из ямы, на стойбище люди!

Пригибаясь к земле, Арзак побежал в ту сторону, откуда донёсся звук. Ксанф и Филл бросились следом. Они догнали Арзака возле огромной насыпи с оплывшей вершиной. Это был самый старый курган. Никто из скифов не помнил, кто погребён под ним. Старый курган стоял на краю стойбища Вечности. За ним начиналась поросль редких колючих кустов.

Глава XX Звезда Миррина

Семь человек шли к Старому кургану след в след. Не доходя до его широко разметавшейся тени, они остановились.

— Всё, дальше не пойдём, в кустах заляжем.

Негромко сказанные слова прозвучали отчётливо, словно луч луны поднял звуки наверх, туда, где спрятались побратимы.

— Хорошая мысль, да плохая, — возразил юркий человек, обёрнутый в волчью шкуру, мехом наружу. Он двигался первым. — Из-за кустов мы скифов увидим, когда они с Савлием явятся, — это хорошо. Плохо, что они нас раньше времени заприметят. Кусты низкие, редкие, всё видно. К кургану пойдём, затаимся, там будем ждать.

— Как бы не так! В кургане покойники. Того и гляди, вверх ногами выскочат, — проговорило сразу несколько голосов.

— Покойников заворожу. Надёжным средством для этого располагаю. Самое лучшее средство, самое надёжное, нет его лучше, нет надёжнее. Лучшее, лучшее…

Шесть человек уселись на пятки, образовав полукруг. Луна осветила поднятые вверх лица в разводах яркой татуировки.

«Неужели невры? — подумал Арзак. — Кто ещё так себя расцвечивает? Только что им здесь надо, как посмели прийти в наше стойбище Вечности?»

Арзак не ошибся. Перед курганом сидели невры. Осуществляя план, разработанный вождём и гадателем, отряд прискакал к Борисфену. Двести воинов остались на берегу ждать сигнала. Разведку гадатель привёл к самому стойбищу. О том, что Савлий был погребён раньше срока, а Иданфирс покинул эти места, никто из невров не подозревал.

Бормоча заклинания, гадатель распутал завязки пёстро украшенного мешочка, из тростниковой корзинки, подвешенной к поясу, вытащил плошку с теплившимся огоньком.

— Расти, вырастай, пламя, расцветай красным цветком, — пробормотал гадатель и потряс гремушкой с бубенцами.

Огонёк на воздухе вырос, сделался ярким. Запустив пальцы в мешочек, гадатель стал сыпать на пламя обрезки ногтей. Раздался треск, вверх потянулась синяя тонкая струйка дыма.

— Гори, плоть царя. Трещите, ногти, вспыхивайте, уходите с дымом, высоко, высоко, к небу. Живые на земле, мёртвые в земле. Ух-ух! Сорок дней не показывайтесь. Ух-ух! Сгинь-пропади! — Гадатель поставил плошку на землю.

Сидевшие на пятках застыли от страха. В меловом свете луны они сами казались призраками, собравшимися на тайный ночной совет.

— Ух-ух! Сорок дней в земле оставайтесь, вверх ногами не появляйтесь! Живые на земле, мёртвые в земле. Глубоко, черно, черным-черно. Чернее ночи, чернее пустоты. Чёрное, чёрное…

— Что он делает? — спросил Ксанф шёпотом.

Втроём они распластались на склоне кургана, притаясь за оплывшим гребнем. Залитая лунным светом равнина с призрачными фигурами невров просматривалась как на ладони.