Скинхед

– Чего вру? Сам там два раза был, – обижается парень. – С нами настоящие спецназовцы работали, приемы уличных драк отрабатывали.

– Ну-ка, ну-ка, поподробнее, – оживляется Зорькин. – Где, говоришь, эта база находится?

И тут Ваня понимает, что безнадежно проболтался. Как последний лох. Ведь сто раз предупреждал Костыль, даже Путятя, когда однажды к ним заглянул, о том же просил... Чтоб никому! Ни единого слова! Конспирация. Государственная тайна. А Ваня вот так бездарно все сдал... Что на него нашло? Будто говорил, а будто и бредил. От уколов, что ли?

– Не знаю, – отворачивается он от острых глаз следователя. – Не помню. У меня голова болит.

Голова и в самом деле, как по заказу, начинает болеть резко и сильно, словно кто-то с размаху саданул по затылку молотом. Боль прошивает такая, что из Ваниных глаз на серые щеки начинают литься слезы.

– Доктор, – зовет Зорькин, – посмотрите, что с ним.

Сквозь красный туман Ваня видит мужиковатую Клару Марковну. Она задирает ему веки, светит внутрь мозга, торопит медсестру, прилаживающую к Ваниной руке какой-то прибор.

– Сто девяносто на двести сорок, – слышит Ваня испуганный голос медсестры.

– Ёб твою мать! – басит Клара Петровна. – Коли быстрее!

– Что с ним? – Зорькин.

– Гипертонический криз – вот что! – орет докторша. – Как бы не инсульт! Довел парня!

– Кто? – пугается теперь следователь.

– Конь в пальто, – рычит докторица, – кто его два часа мучил? Говорю же, слаб еще, нельзя...

– Так., следственная необходимость, – мямлит Зорькин, – с обвинительным заключением знакомил. ..

– Пошел ты в жопу со своим заключением! Устроил мне тут пыточную! У парня почки отказывают! Тридцать седьмой год вспомнил? А ну, давай отсюда!

– Я бы попросил... – Зорькин пятится к двери.

– У генерала проси! И чтоб ноги вашей тут не было, пока не вылечим!

– Мы его к себе заберем, – грозится следователь. – Общественная опасность, вы не понимаете...

– Я тебе заберу, – разворачивается к нему Клара. – Страну до ручки довели, а на мальчишках отыгрываетесь! А ну, пошел на хуй!

– Что ты себе позволяешь? – взвивается Зорькин. – Да я тебя! Разжалую к чертовой матери за неуважение к власти!

– Ну? – Клара Марковна удивленно упирает руки в зеленые форменные бока. – Давай! Интересно куда!

Ты, может, думаешь, что реанимация – это курорт? Что сюда много народу рвется? А сам не хочешь к нам главным пойти?

Докторша нехорошо улыбается и тяжело идет прямо на возмущенного Зорькина. Еще пара шагов, и она просто вмажет в белую больничную стену его тощее субтильное тело.

– Идиотизм! – восклицает следователь и юркает в дверь.

Клара Марковна возвращается к Ване, снова светит фонариком в мозг.

– А ну давай еще кубик, – командует медсестре, – главное, чтоб сердце выдержало.

В вену снова впивается крохотный комарик, вверх по руке бежит прохлада. Вот она поднимается по плечу к шее, вот шустрым ручейком затекает в голову, вымывая красную вязкую боль.

– Уснул, Клара Марковна.

– Вот и хорошо. Пусть спит. Через пару часов еще кубик вколи, чтоб подольше поспал без перерыва.

* * *

Что за адвокаты пошли? С каких пор следователь должен сам его вызванивать, приглашать на ознакомление с материалами дела? То у него понос, то золотуха, то процесс во Всеволжске.

Зорькин аккуратно положил папочку на свободный стол.

Сколько он будет с ней знакомиться? По-хорошему, три-четыре часа. Все ясно, все последовательно, никаких неожиданностей. Соблюли формальность, руки друг другу пожали и – до встречи в суде. Хотя чего Зорькин в этом суде забыл? Что, других дел нету?

Когда адвокат робко, бочком, протиснулся в кабинет, следователь все понял: студент-заочник, да еще, наверное, не из лучших. Головенка немытая, лацканы на пиджачишке заломаны, плечишки узенькие и кверху приподняты, будто парень, как воробышек, головенку в них от холода прячет.

– Отдельного кабинета нет, зато свободный стол. Устроит?

Адвокат мелко и часто закивал, снова как воробей, крошки склевывающий.

– Постараюсь вас не задерживать.

– Нет уж, – ехидно раскланялся Зорькин, – я вас едва заманил, уж будьте так добры, коллега, все внимательно изучите, замечания, если есть, изложите. Мешать не стану.

Сколько времени может уйти на то, чтоб попить кофейку в соседнем кабинете, перекинуться парой слов с девицами в канцелярии и поговорить по мобильному с супругой? Полчаса? Сорок минут? Ну, часа точно не прошло!

Однако, когда Зорькин вернулся к себе, воробышек сидел уже в куртке и шарфе.

– А я вас дожидаюсь.

– Чего так? – удивился Зорькин. – Опять неотложное дело? Уж не хотите ли вы, коллега, время потянуть?

– Зачем? – искренне изумился адвокат. – Я уже закончил.

– Скорочтением владеете? – не поверил Зорькин.

– Нет, просто дело настолько ясное, что я ограничился обвинительным заключением.

– И как? – Петр Максимович вконец оторопел, даже растерялся. – Все-таки убийство, статьи очень серьезные...

– Но ведь правильные статьи. – Плечики-крылышки раз – и взлетели к самым ушам. – Все доказано. И убийство, и предварительный сговор, и возбуждение национальной вражды, и создание экстремистского сообщества.