Скиталец

— Не умничай со мной. Ты не имел права так обращаться со мной.

— Я имею полное право обеспечить выполнение нашего соглашения.

— У нас нет соглаш… Что ты делаешь? — она отступила, чтобы сохранить дистанцию между ними, когда он вошел внутрь. — Я тебя не приглашала!

— Я не собираюсь стоять на улице под дождем, пока делаю свое предложение.

Она уставилась на него, переводя взгляд с его лица на тело. То, как оно выглядело и двигалось, было чертовски человечным. Она даже почувствовала его тепло через одежду, когда оно держало ее. Если бы не его металлические руки, она бы никогда не догадалась о его истинной природе.

Лара напомнила себе о ключевом различии. Большинство людей убивали по уважительной причине — ради выживания. Но эти твари убивали, потому что были сильнее; они убивали, потому что могли. У ботов не было совести. Не имело значения, выразил ли этот кто-то беспокойство за нее, предложил ли перевязать царапину на колене, отнес ли ее домой, чтобы она не поранилась еще больше.

Она наклонилась, сняла свой неповрежденный ботинок и бросила его рядом с другим. Не раздумывая, она повернулась спиной к боту и пересекла пространство к фонарю. Потребовалось несколько безуспешных попыток разжечь пламя зажигалкой, но мягкое, знакомое свечение принесло облегчение. Глубоко вдохнув, она убрала зажигалку и вернула свое внимание к боту.

— Черт! — вздрогнула она, прижимая руку к груди. Бот стоял прямо у нее за спиной. Она даже не слышала, как он двигался.

Оно молчало, не сводя с нее глаз. Интенсивность его немигающего взгляда снова напомнила ей, насколько они разные. Насколько это было опасно.

Взглянув вниз, она заметила, что он протягивает ей сверток с едой. В этот момент голод решил снова заявить о себе, скрутив ее желудок. Она выхватила еду из рук бота.

— Я не собираюсь говорить тебе спасибо, — сказала она с набитым мясом ртом.

От резкого вкуса у нее потекли слюнки. Она откусила еще кусочек, не доев первый.

— Тебе и не нужно. Просто послушай.

— Слуфаю.

Так. Чертовски. Хорошо.

Когда бот больше ничего не сказал, Лара подняла на него глаза. Оно по-прежнему не сводило с нее настороженного взгляда. Дождь барабанил по крыше, и этот звук соперничал с ее жеванием.

— Что? — спросила она, запихивая еду за щеку.

— Когда ты в последний раз ела?

— А что?

— Если давно, тебя стошнит.

— Да пошел ты. Я не указываю тебе, куда пихать твое масло или что-то там еще. Я буду есть, сколько захочу, — она откусила еще кусочек, жуя с открытым ртом, чтобы показать еду. Если бы бот сказал хоть слово о ее манерах, она бы выплюнула мясо прямо ему в лицо. Это стоило бы потраченной впустую еды.

Почти.

Бот смотрел еще немного и, наконец, отвернулся.

— Я подожду, пока ты закончишь.

Лара усмехнулась и перебралась на свой поддон. Как раз перед тем, как ее задница опустилась на него, она вспомнила, что промокла насквозь. Нахмурившись, она снова выпрямилась и продолжила есть, наслаждаясь вкусом, несмотря на свой зверский голод.

Она не ела два дня.

Поскольку смотреть было больше не на что, ее взгляд остановился на боте. Его внимание было приковано к ее коллекции сокровищ. Без его проницательного взгляда она могла свободно изучать его.

На нем была выцветшая оливковая куртка, заштопанная в большем количестве мест, чем она могла сосчитать, заплатками и аккуратными, тугими стежками. Единственными незаживающими повреждениями были три маленькие дырочки на груди. Его рюкзак был перекинут через одно плечо, и она предположила, что винтовка висела на другом, упакованная в защитную сумку. Ее бравада угасла бы намного быстрее, если бы она заметила это раньше, когда размахивала ножом.

Ботинки бота были изрядно поношены, но за ними тщательно ухаживали — в отличие от ее собственных. Она не могла заставить себя оглянуться на свою обувь, зная, что один ботинок лежит на боку, а подошва распахнута так, что слишком похоже на хмурый взгляд.

— Зачем ты хранишь эти вещи? — спросил бот.

— О чем ты говоришь?

— Они не служат никакой цели.

— Я подумала, что они красивые, — сказала она, защищаясь, оглядывая свою коллекцию.

Это напомнило ей о том, что она нашла ранее. Отправив в рот оставшийся кусочек мяса, она открыла сумку и достала рамку. К счастью, хотя сама сумка была влажной, фотография не промокла. Когда она несла рамку к полкам, она заметила, что бот держит фарфоровый осколок между пальцами, нахмурив брови, когда он рассматривал предмет. Бот казался… растерянным.

Лара поставила фотографию на верхнюю полку, прислонив рамку к стене. Отступив назад, она рассматривала ее как часть своей большой коллекции, красивую, несмотря на повреждения рамки.

— Этот мир потерян для всех нас, — сказал бот.

— Ни хрена себе, — ответила Лара, стиснув челюсти, чтобы не показать, насколько глубоко его слова затронули ее. Просто еще одно напоминание о том, какой опустошенной была ее жизнь. Здесь — в этой одинокой хижине — было так хорошо, как никогда не будет. — Говори, что ты хотел сказать, и ты можешь уходить отсюда.