Скиталец по мирам

— Потом… твою мать! Рука… левая… сломана… — простонал я, пуская кровавые слюни на грудь. — К Скальпелю… давай. Он мне… должен. Будет… молчать. Только езжай так… чтобы камеры не… зафиксировали. Возьми мой… коммуникатор… там… карта.

В этот момент сознание решило, что пора бы снова отключиться. Я совершенно не помнил, как мы ехали через весь остров к врачу, который когда-то работал на военных. Его вышибли оттуда, лишив лицензии за то, что он проводил какие-то гнусные опыты, напугавшие даже бывалых вояк. Сейчас Скальпель с этими опытами вроде бы завязал, но не берусь твёрдо утверждать это.

Жил бывший военный врач в подвале театра, где принимал не слишком разборчивых клиентов, которым было начхать: есть у него лицензия или нет. Денег Скальпель за свою работу брал меньше, чем его официально трудящиеся коллеги, а значит — клиенты у него всегда будут. Среди них часто встречались ребята, связанные с криминалом. Они весьма ценили людей, умеющих держать язык за зубами, а Скальпель болтливостью не страдал.

Когда электромобиль остановился возле театра, то я снова ощутил всё «прелести» своего положения. Сознание вернулось. Мутный взгляд через окно вперился в не очень презентабельное пятиэтажное здание, зажатое между двумя высотками. Штукатурка частично отвалилась и обнажила красные кирпичи, выглядевшие на фоне белого фасада каплями крови или брызгами вина — кому как больше нравится. Колонны храма лицедейства, подпирающие двухскатную крышу, были испещрены сетью густых трещин и грозили вот-вот рухнуть на лестницу, составленную из разноцветных кусков мрамора.

Я грустно прохрипел, пытаясь открыть дверь:

— Да уж… не ценит… нынешнее поколение… искусство.

— Сиди и не дёргайся, — рыкнул на Сэм, услышав мои слова.

Он выскочил из электромобиля, открыл заднюю дверь и помог мне выбраться.

Парень мрачно проронил, глядя на испачканное кровью и грязью сиденье:

— Если выживешь, то будешь в одиночку драить до идеальной чистоты.

— Тогда… дай мне… умереть, — просипел я, пытаясь шутить.

— Вот уж хренушки, — осклабился друг и потащил меня к задней двери театра.

Из стрельчатых окон доносились раскаты музыки. По-видимому, несмотря на поздний час, в театре шло представление. Наверное, это то самое грандиозное «Столкновение миров», которое так широко освещали в прессе. Ночь должна была придать этой постановке особый драматизм.

Между тем друг приволок меня к двери и начал дубасить в неё кулаком. Звук был громкий, мощный. Он бы не затерялся среди оркестра театра.

— Камера… справа… посмотри в неё, а то… хрен откроет, — прошептал я, стараясь держать голову прямо.

Сэм последовал моему совету — и тогда через две-три секунды раздался ехидный надтреснутый голосок, который мог бы принадлежать сбрендившему профессору:

— А чего так тихо стучишь? Боишься, что услышу?

— Звонок бы хоть поставил! — воскликнул друг, со всей силы пнув дверь ногой. — Открывай!

— Я в этих вопросах придерживаюсь старомодных взглядов, — чопорно заметил Скальпель. — И попрошу мне не дерзить. Я старше вас минимум втрое. В деды вам гожусь.

— На хрен мне такой дед, — едва слышно пробормотал Сэм.

В двери что-то щёлкнуло. Она немного приоткрылась. Друг полностью отворил её, а затем торопливо затащил меня внутрь и поволок по длинному тёмному коридору, в конце которого располагалась ещё одна дверь. Из-под неё через щель шёл чистый, белый свет.

Когда мы добрались до цели, Сэм повернул ручку и открыл дверь. Я едва не ослеп от ярких лучей, льющихся с низенького потолка. Множество ламп прекрасно освещали небольшое помещение, забитое разнообразным медицинским оборудованием.

Комната оказалась лишена оконных проёмов и была разделена на четыре части прозрачными полиэтиленовыми занавесками. За одной из них скрывался Скальпель, облачённый в белый халат. Его силуэт склонился над металлическим столом и что-то там делал.

— На каталку его положи, — бросил бывший хирург, не поворачивая головы, на которой покоилась смешная полупрозрачная шапочка.

— Хорошо, — лихорадочно откликнулся Сэм и помог мне вытянуться на каталке, заляпанной бурыми пятнами давно высохшей крови; на кафельном полу их тоже хватало.

— Побыстрее… можно? Я… как бы… умираю, — жалобно простонал я, часто моргая. Глазам был неприятен яркий свет.

— Бегу-бегу, — спокойно проговорил мужчина и отодвинул занавеску.

Ещё в первую нашу встречу Скальпель прочно начал ассоциироваться у меня со старым мудрым вороном, потому что он был высоким, худым и сутулым. С тех пор хирург ещё больше поседел и согнулся, а его крючковатый нос стал заметнее нависать над серыми губами.

Сейчас в бледной руке с длинными пальцами оказался зажат скальпель, а халат врача был запачкан кровью. На металлическом столе лежал препарированный труп мужчины. Виднелись сизые кишки и вскрытая грудная клетка.

Что-то тихо насвистывая, Скальпель подошёл ко мне, скользнул оценивающим взглядом по ранам, после чего жёлчно проговорил:

— Ну, что тут у нас? С велосипеда упал?