Скиталец: Страшные сказки

Поскольку нынче был самый разгар лета и дождь вроде бы не предвиделся, Морен ещё в пути снял плащ, а теперь скинул и куртку, оставшись в одной льняной рубахе. На проклятого он бы в таком одеянии никогда в жизни не пошёл, но, сколь бы впечатляюще ни звучал рассказ Брослава, он всё ещё верил, что всем чудесам найдётся разумное объяснение. Но меч с собой на всякий случай прихватил.

Обманчиво чистое небо успело подёрнуться белёсой дымкой, а далеко впереди, над лесом, уже просматривались очертания клубящихся туч. Но над ними пока ярко светило солнце, нагревая воздух до удушающей духоты. Мельница и в самом деле расположилась недалеко — едва ли четверть часа ходьбы — и просматривалась с любого конца деревни. А едва они вышли за ворота, как ступили в высокое море хлебных полей. Колосья доставали почти до пояса и щекотали руки, ведь как таковой тропки к мельнице не вело. Возможно, когда-то давно она и была, но сейчас заросла злаками, травой да васильками, словно бы отражавшими синеву неба. Иногда из-под ног вспархивали воробьи, и Брослав ворчал на них себе под нос.

— Богатые поля, — решил начать разговор Морен. Куда ни брось взгляд, повсюду стелилось блёкло-золотое покрывало с узорами-вкраплениями полевых цветов.

— Ну так, — ответил Брослав. — Весь Берест ими кормится.

— Почему ваша деревня зовётся Теменьки? Никогда бы не…

— Это от того леса, — перебил его староста, кивая вдаль, на темнеющие у горизонта очертания деревьев. — Деревня наша новая, в Сумеречные лета лес этот порубили, а землю засеяли, чтобы людей кормить. Все ж в те года, кто в деревнях жил, в города бежали, а кормить их чем? Тогда деревушку нашу и построили. Лес этот звался Тёмный, вот и деревня наша Теменьки.

Вокруг самой мельницы и прилегающего к ней дома росла уже не пшеница, а высокая трава, местами примятая и стоптанная. Но троица деревенских мужиков, что собралась здесь, стояла у самой кромки посевов. Они свистели, выкрикивали оскорбления и кидали в мельницу камни, целясь попасть в открытое окно. Морен, остановившись позади, осмотрелся. Мельница оказалась удивительно высокой — яруса три в высоту, а и то больше, — а в сравнении с неказистым и скромным жилищем мельника выглядела и вовсе огромной. Но её запущенное состояние поражало куда больше, чем размеры. Лопасти давно прогнили, стены просвечивали из-за щелей меж досок, а основание поросло густым мхом. Да и дом выглядел не лучше: в соломенной крыше виднелись прорехи, заколоченные ставни и дверь покорежились от времени, а крыльцо оплёл дикий вьюн.

Один из мужичков — коренастый и загорелый — вновь кинул камень, но стояли они так далеко от мельницы, что тот не долетел даже до стен. Брослав свистнул, и все трое как по команде обернулись к нему.

— Эй! Вы что тут затеяли?

— Да вот, с ведьмачем хотели поговорить. А он не выходит.

Отвечал старосте самый высокий из компании, с кривым переломанным носом. Третий же был настолько неприметный, что выделялся разве что охровой рубахой. Морен подошёл к ним и тоже вступил в разговор:

— Так вы в дверь постучите. Может быть, откроет?

Мужики вылупились на него во все глаза, и коренастый пролепетал:

— Тык… мы не можем.

Морен направился к мельнице, но не сделал и четырёх шагов, как из-под ног вырвался клуб чёрного дыма. Он окутал его до самой головы, резал глаза и не давал дышать даже сквозь тканевую маску. Пришлось отступить. Когда Морен вышел из чёрного облака, Брослав сплюнул себе под ноги, а мужик с переломанным носом достал из-под рубахи золотое солнце и сжал его, как оберег. Дым ещё долго висел пеленой, не давая подойти к мельнице, чему только способствовало глухое безветрие.

Староста вновь обратился к мужикам:

— Чего вам вообще от него надо?

— Баба моя загуляла, — заговорил с ним неприметный. — Возвращаюсь ночью, смотрю — а от неё мужик уходит. Его самого я, значит, поймать-то не успел, а к ней кинулся. Врываюсь, кричу: «Кто?! С кем посмела?!», а она в слёзы. Говорит, чародей её околдовал и по ночам к ней ходит. А она и сделать под его чарами ничё не может. Что велит — всё выполняет. Ужин ему накрыла, сама под него легла. Что я, просто так это оставлю? Что же я за мужик тогда?!

Он весь побагровел, голос его под конец дрожал, то ли от волнения, то ли от гнева. Морен едва слышно хмыкнул себе под нос и очень удивился, когда староста сделал ровно то же самое, не скрываясь.

— Баба твоя гулящая, — сказал он. — Это все знают. Меньше горилку надо пить и больше дома сидеть, так и гостей незваных не будет.

Мужики, стоявшие за спиной своего приятели, хохотнули. Брослав взбеленился и гаркнул на них:

— Чего ржёте?! Сами же его спаиваете!