Скитания

Студенты жили в корпусе, где размещались аудитории и где была монастырская библиотека. После зачисления в университет получил келью и Бруно. Его отвел туда отец ключарь.

Небольшая келья освещалась высоким и узким зарешеченным окном. Другое окошко, круглое, незастекленное, находилось над низкой дверью. Оно служило «глазком», через который подглядывали за обитателем кельи.

Обстановка кельи отличалась простотой. Тонкий тюфяк на выступе стены, столик, табурет, полка для книг, передний угол был увешан иконами, перед которыми горела неугасимая лампада.

Ключарь сказал:

– Вот твое пристанище, сын мой! – И монах пошел из кельи.

– А где ключ, святой отец? – спросил Бруно.

– Какой ключ? – удивленно отозвался монах.

– Ключ от двери, – пояснил молодой студент.

Необычайная просьба развеселила вечно угрюмого монаха.

– Да разве ты не знаешь, сын мой, что у нас в монастыре никогда не запираются на замок не только студенческие, но даже монашеские кельи?

– Я об этом не слыхал, святой отец!

– Ты плохо изучил наш устав, Филиппо Бруно! Никто из членов ордена не должен иметь личной собственности. И если дьявол попутает кого-либо из братии завести лишнюю одежду или предаться греху чревоугодия и прятать у себя еду, его сразу разоблачат и накажут.

Жизнь на виду, открытая всякому любопытному взору, ничего своего, ни любимых книг, ни предметов житейского обихода… Ради далекой, по ясной цели придется вытерпеть и это. Филиппо Бруно горячо принялся за работу. Первым его учебником оказался «Свод богословия» Фомы Аквинского.[119] Изучать это сочинение, написанное тяжеловесной латынью, стоило больших усилий. К тому же малейшие отклонения от формулировок знаменитого богослова рассматривались профессорами как ересь.

Все эти трудности не существовали для Бруно. С его поразительной памятью он цитировал наизусть целые страницы из Фомы Аквинского и других отцов церкви. Если профессор пытался сбить Фелипе, тот вступал в богословский спор, и никому не удавалось его победить. Слава Бруно как искусного диалектика[120] росла.

Богословие отнимало у юного студента много времени: Бруно решил изучить его в кратчайший срок, чтобы иметь возможность поскорее отдаться любимой науке. Все же он занимался с Сальваторо, выполняя данное ему обещание. Метод Бруно, выработанный еще в пансионе, отлично оправдал себя и здесь. Долго дремавшие способности Сальваторо пробудились, и он делал успехи, изумлявшие дона Аурелио, преподавателя латыни.

За первые месяцы послушнического искуса Бруно хорошо ознакомился с монастырем. Старинная обитель Сан-Доминико Маджоре в Неаполе была расположена на холме у городской окраины. Она представляла из себя городок, обнесенный высокой стеной, с массой зданий внутри, больших и малых – с церквами и капеллами, с жилыми корпусами, пекарнями, винодельней, конюшнями, птичником, обширным садом и огородом. В хозяйстве монастыря работали наемные служки, которые одевались в подрясники, но не принадлежали к духовному сословию. Помимо служек, черную работу в обители несли миряне: земледельцы, рыбаки, ремесленники. Это были верующие, отбывающие епитимью, наложенную за грехи: отработать бесплатно, за одни харчи, на святого Доминика три месяца, шесть месяцев, год. Эти даровые работники приносили большую выгоду монастырю.

Фелипе изучил лабиринты бесконечно длинных гулких коридоров, вымощенных каменными плитами, с потемневшими ликами святых на стенах, с редкими окнами под потолком. Коридоры вели из одной капеллы в другую, соединяли молельни, трапезные, залы для собраний капитула и множество других помещений.

Бруно любил в перерыве между занятиями войти под высокие своды собора Сан-Доминико, где церковные службы справлялись только по торжественным дням. Студент любовался строгой красотой колонн, изяществом изваянных из мрамора кафедр с изумительными барельефами по бокам, с ажурными перилами лесенок. Он наблюдал игру пылинок в оранжевых, зеленых и красных снопах света, пробивавшихся сквозь цветные стекла окон и оживлявших огромное сумрачное пространство.

Удивительное было в соборе эхо. Стоило тихо взять ноту, и звук, многократно отраженный и усиленный, проносился в воздухе величавым аккордом и угасал под высоким куполом.

Но обитатели Сан-Доминико Маджоре равнодушно проходили мимо сокровищ искусства.

В монастыре насчитывалось около двух сотен монахов и послушников. Среди монахов были молодые и старые, высокие и низенькие, толстые и тонкие, но все они странно походили друг на друга в своих белых рясах и накинутых поверх черных мантиях с капюшонами, прикрывавшими лицо. Новициев было значительно меньше, чем монахов, они носили короткие подрясники и черные колпаки, оказывали старшим беспрекословное повиновение.