Скитания

– Мы подняли беднягу и принесли сюда, – закончил свой рассказ рыбак.

– Вы поступили очень хорошо, сын мой, – сказал Джордано. – Святой Доминико не забудет вашей заслуги, а вот вам от меня.

Он вложил в руку рыбака флорин, и тот вышел радостный, благословляя судьбу за удачно начавшийся день.

Джордано наклонился над Хилем Ромеро. Тот лежал неподвижно, с закрытым глазом, с мокрой черной повязкой, прилегавшей к длинному, чуть тронутому оспой лицу. С лица Хиля стерлось постоянное выражение суровости, и оно было жалким, беспомощным…

Джордано приложил ухо к груди Хиля. Сердце испанца билось слабо, но равномерно. Не скрывая радости, Джордано обернулся к трактирщику.

– Синьор хозяин, – сказал он, – брат доминиканец будет жить. Ему нужно несколько дней покоя и хорошего ухода, чтобы восстановить силы.

– О, в этом не будет недостатка, – гордо ответил хозяин. – В моей гостинице умеют заботиться о постояльцах. А что касается платы…

– Орден святого Доминико щедро вознаградит вас, – перебил Бруно и, оставив разочарованного трактирщика у постели Ромеро, вышел.

Решение Бруно отправиться к другу Алессо не изменилось. Хилю понадобится не меньше недели, чтобы поправиться, а потом он будет искать беглеца на севере, так как вряд ли подумает, что тот вернется на родину.

В Риме Бруно сел в почтовую карету, отправлявшуюся в Неаполь. Не доезжая до Марано-ди-Наполи, он остановил экипаж и расплатился с кучером, объяснив, что цель его путешествия – замок одного маркиза, находящийся неподалеку. Переждав до ночи в роще, Джордано пустился в дорогу.

Джордано пришел в деревушку Сан-Микеле на рассвете. Радость добряка Алессо была огромна. А слепой Лодовико Тансилло долго ощупывал лицо и руки Джордано, точно не веря, что перед ним его любимый ученик.

Обитатели Сан-Микеле получили строжайший наказ молчать о том, что у их патера гостит монсеньер Бруно. Монсеньер Бруно не угодил церковному начальству, и его преследуют – так объяснил Алессо прихожанам, и этого было достаточно. Если бы за Джордано явился отряд сбиров, рыбаки Сан-Микеле, как один, выступили бы на его защиту.

Бруно рассказал друзьям о том, что произошло с ним в последние месяцы.

Слушая повествование Бруно о ночной борьбе с Хилем на берегу Тибра, Алессо мрачнел все больше и больше.

– Ты радуешься, что Ромеро уцелел, а я считаю, что было бы гораздо лучше, если бы испанец погиб, – откровенно заявил он. – Ведь это – опасный и ловкий враг, он будет разыскивать тебя повсюду…

Прошло около двух недель. Джордано старался меньше показываться на людях. Преданность жителей Сан-Микеле не вызывала сомнений, но не следовало искушать судьбу, в окрестности мог появиться посторонний.

За эти дни к Джордано очень привязался Ченчо. В компании Бруно и синьора Тансилло мальчик всегда оказывался третьим. Двое взрослых и Ченчо проводили жаркие часы дня где-нибудь в уединенном уголке среди скал, укрывшись под развесистой кроной пинии. Ученый и поэт вспоминали осаду Рима и Флоренции, восстание в Неаполе, с увлечением говорили о героях Древней Греции и Рима, а мальчик слушал их с горящими глазами. В тихие вечера, когда набегавшиеся малыши и старый Лодовико укладывались спать, женщины сидели за прялками, а Алессо уходил в церковь, Джордано и Ченчо смотрели на темно-синее небо, где одна за другой загорались звезды.

Джордано вполголоса, точно боясь спугнуть тишину, говорил о необъятности Вселенной, о бесчисленных мирах, кружащихся там, в бесконечности…

Шли дни, и на мирном побережье Гаэтанского залива Джордано становилось тесно, душно, точно в тюрьме. И море, и воздух, и стройные пинии, высоко поднимавшие над скалами свои темно-зеленые вершины, и стремительный полет чаек над волной – все здесь было прекрасно. Но в этой глуши не хватало того, в чем заключался смысл жизни Бруно. Здесь некому было передать великие научные истины, которые открылись перед Джордано за долгие годы исканий и раздумий.

Молодой ученый забрал у Алессо его скромный запас бумаги и садился писать за небольшой столик, вынесенный из дому и поставленный под деревом. Бруно чувствовал неодолимое желание выразить свои мысли на бумаге, но не для того, чтобы они стали достоянием немногих избранных. Нет, его труд должен быть напечатан, пусть его прочитают тысячи стремящихся к знанию. И среди этих тысяч найдутся и такие, кто подхватит идеи Бруно и станет развивать их, совершенствовать… Ведь у науки нет предела.

Джордано поделился своими мыслями с Алессо и синьором Лодовико. Они поняли его с полуслова.

Лодовико сказал:

– Ты тоскуешь, Фелипе, и я тебе сочувствую. Твое учение о мире не совсем понятно мне, но я чувствую его грандиозность. И, конечно, скрывать его от людей нельзя. Я дам тебе хороший совет, Фелипе. Мне приходилось часто иметь дело с издателями разных городов, и я по опыту знаю: только в Венеции могут напечатать твой труд. В других итальянских государствах не стоит и предлагать: там слишком велико влияние церкви. И если уж ты решил покинуть нас, ты должен ехать в Венецию.

Алессо поддержал синьора Лодовико.