Скитания Анны Одинцовой

Казалось, еще один порыв ветра и ярангу понесет вместе с ее обитателями по тундре, по белым бескрайним снежным полям, по горным долинам, по ровным плато, снежным застругам, поволочет по кустарникам, едва торчащим по берегам уснувших на всю долгую зиму, промерзших до самого дна рек. Иногда каким-то образом комок спрессованного воздуха залетал в ярангу, гасил пламя в жирнике, отбивал на мгновение дыхание и с жутким воем устремлялся дальше. Именно этот вой был самым невыносимым. Он рождал в душе мрачные мысли, тревогу, гасил радость, вызывал раздражение, и во рту всегда присутствовали горечь и сухость, которые не проходили даже от обильного питья.

Обитатели стойбища Ринто переносили непогоду с привычной стойкостью. Танат вместе с братом проводили все время в стаде, не давая оленям разбредаться. В пургу это было адской работой, и в короткие часы отдыха Танат входил в ярангу вместе с порывом снежного ветра, сам как сугроб, долго выбивал согнутым отросточком оленьего рога снег из кухлянки, торбазов, меховых штанов, и вползал в полог изнеможенный, не в силах даже внятно разговаривать.

Ринто уводил стойбище все дальше от морского побережья, долин больших рек, служивших зимними дорогами для собачьих упряжек. Он держал курс на Анадырское нагорье, где можно спрятаться и затаиться в складках гористых склонов, в ущельях, прорытых стремительными потоками. Долгий путь пролегал по холмистой тундре Чукотского полуострова, мимо низких берегов вдававшихся глубоко в материк Колючинской и Чаунской губ.

Анна как-то спросила свекра, как он ориентируется без карты и компаса в этом причудливом нагромождении замерзших больших и малых потоков, в бесконечных долинах. Ринто слегка улыбнулся и показал на звездное небо:

— Они меня ведут.

У Одинцовой была довольно старая карта Чукотского полуострова, добытая на географическом факультете Ленинградского университета. Картограф предупредил, что поскольку район приграничный, то координаты смещены, чтобы сбить с толку возможных интервентов и шпионов.

Ринто, познакомившись с картой, сказал Одинцовой, что это и впрямь хороший способ ввести в заблуждение путника. На чистой странице дневника своей невестки он изобразил несколько созвездий, не совпадающих с общепринятыми, и начертил схематическую карту Чукотского полуострова.

— А куда мы кочуем? — спросила Анна.

— Об этом я знаю один, — ответил Ринто и внимательно посмотрел на женщину.

Она, конечно, очень сильно изменилась за эти суровые месяцы. Не только внешне, но, насколько мог чувствовать Ринто, и внутренне. Хотя всякая женщина меняется с началом беременности, и в этом тангитанская женщина не является исключением. Она коротко остриглась и перестала отзываться на каждый укус вши. Погода не позволяла как следует вымораживать зимний полог, да и во время частых кочевок не бывает достаточно времени, чтобы разостлать на чистом снегу оленьи шкуры и хорошенько выбить их.

Наконец, глава стойбища понял, что не только женщинам, но и молодым пастухам нужен отдых, и решил сделать остановку у подножия гряды Снежных баранов. Яранги поставили под ветром, однако пурга продолжала неистовствовать с прежней силой. Обманчивые паузы, когда, казалось, наконец-то наступала долгожданная тишина, были лишь передышкой, словно непогода собиралась с новыми силами, чтобы обрушиться на три затерянные в бескрайней белой пустыне яранги.

Ринто чувствовал, что настает время, когда он должен обратиться к Великим Повелителям Ветров, умилостивить, попросить утихомириться и послать на землю тишину и покой. Пурга, ненастье — это демонстрация могущественных сил природы и в то же время испытание человека. Выжил, выдержал — значит, можешь жить дальше в этом неспокойном, полном опасностей мире.

Ринто достал из мешка нерпичьей шкуры свое шаманское облачение — длинный балахон из тщательно выделанной оленьей замши с нашитыми на него полосками белой и желтой кожи, оканчивающимися разноцветными бусинками. Рукава и подол отделаны длинным росомашьим мехом. Балахон такой длинный, что почти скрывал ноги. Малахай с пушистой опушкой блистал бисером. Прислушиваясь к порывам ветра, то усиливающемуся, то утихающему вою, Ринто облачался в священные одежды. Давненько он не надевал их. В последний раз перед весенним отелом, который прошел хорошо, сразу существенно прибавив поголовье его стада.