Но к середине 15 века под натиском турков Византия слабеет. Русская православная Церковь оказывается в сложном положении. С одной стороны, «тысячелетнее царство» катится к гибели, с другой — русская держава усиливается и сохраняет верность православию. Так зародилась идея: «Москва — Третий Рим, а четвертому не быти». После захвата турками в 1453 году Константинополя и прекращения существования Византии как государства, эта идея еще более крепнет.
На Руси падение оплота православия — Царьграда напрямую связывали с отступнической Флорентийской унией, заключенной с католиками в 1439 году в стремлении спастись от турецких завоевателей. Но это еретическое отклонение в вере так и не помогло.
Святая Русь в глазах народа начинает отождествляться с Государством Святого Духа, отмеченного избранничеством, как некое благодатное исключение.
В 16 веке учение о Москве — Третьем Риме получает дальнейшее развитие и становится более утвердительным. Знаменитый Московский собор 1551 года, называемый Стоглавым, окончательно подтверждает учение о превосходстве Православной Руси и ее церковно — социального уклада над иным православием, напрямую связывая политическую независимость Российского государства с соблюдением верности всем канонам православия. Собор также пригрозил строгими карами тем, кто дерзнет нарушать правила святых апостолов, искажать или отметать старые обряды и предания святой Церкви. Происходит реальное осуществление того, что предрекал киевский митрополит Илларион еще в 11 веке, — «последние станут первыми».
В этот же период (в 1589 году) на Руси устанавливается свое патриаршество, что знаменует полноту и самодостаточность священного царства — и царь и патриарх — оба православного вероисповедания. В других восточных Церквях православные только патриархи, а правители, как правило католической веры. Обращаясь по этому случаю к царю Федору, восточный патриарх Иеремия сказал: «Ветхий Рим пал от ересей, вторым Римом — Константинополем — завладели турки; твое же великое Российское царство — Третий Рим — всех превзошло благочестием».
Отныне Русь стала именоваться Святой Русью. В начале 17 века она почувствовала себя достаточно сильной, чтобы задуматься об избавлении славянских народов и Константинополя от османской власти и стать Третьим Римом, Новым Израилем, империей, где сохранялась бы вся полнота Веры.
Молодой царь Алексей Михайлович возмечтал воссесть и на царьградском престоле. Вместе с Никоном они замыслили объединить вокруг Русской Церкви и Русского Царя все православные земли и народы, бывшие под гнетом мусульман и «папежников»[150], чтобы распространить спасительный свет Русского Православия повсюду и превратить Русь в Империю Православия. Тараном в реализации этих планов стал Никон.
Для того чтобы заранее снять трения с иными православными Церквями в деле их интеграции под эгидой Московского Патриаршества и Русского Царя, Никон, отличавшийся жестокостью и упрямым характером, не выбирал средств. С молчаливого согласия самодержца, он самовольно и скоропалительно взялся подстраивать ритуально-символические аспекты Русской Православной богослужебной практики под новогреческие стандарты, принятые в большинстве православных Церквей за пределами Руси и прежде всего среди украинцев, сербов и греков. (Это явилось самой крупной ошибкой).
При этом он упустил важнейший момент: сам факт мощи Московского Царства связывался русскими именно с непорочной верностью первородной вере, с упорным противостоянием всем нововведениям, идущим с Запада, от которых и пал Константинополь.
Иными словами, Никон решил пожертвовать ради унификации «Третьего Рима» — Москвы тем, что являлось самым важным и сильным религиозным и обрядовым преимуществом. И совсем уже нелепыми и надуманными кажутся ссылки патриарха Никона на якобы имевшееся отклонение Русской Церкви от древнегреческих норм, о «порче книг» и «богослужебных ритуалов». На самом деле Русь жила по древнему Студийскому уставу, действовавшему в Константинополе-Царьграде до его падения и смененного затем на Иерусалимский.
Незадолго до этого московскими ревнителями веры были справедливо подняты вопросы о том, что негоже, не по чину вести службу многогласием, когда священники поют каждый свое в два, три, и даже в шесть голосов, отчего прихожанину невозможно понять, что читают, что поют им служители. Что надобно перейти к единогласному песнопению и псалмы говорить неспешно и внятно. Самыми активными сторонниками этого являлись члены кружка царского духовника Стефана Вонифатьева — протопопы Неронов, Аввакум, Логгин и Данилов. Осуждали они и «хомовое пение», при котором слова изменялись так, что нельзя было их узнать: вместо Спас, Бог пели Сопасо, Бого.
Многогласное пение приучало народ к формальному отношению к церковной службе, хотя многих прихожан устраивала быстрота богослужения, достигавшаяся именно благодаря многогласию.