Нескольким горсткам отчаянных рубак, в том числе остаткам отряда подполковника Лосева, после разгрома красными добровольческой дружины генерала Пепеляева удалось укрыться в глухих, малодоступных урочищах Восточной Якутии.
Красноармейцы долго гонялись по пятам команды подполковника, но великолепно ориентирующиеся в тайге Иван Дубов и Федот Шалый увели отряд через мари и болота в такую глухомань, что преследователи потеряли их след. Даже кочующие оленные эвенки и те не имели представления, где тот отряд и что стало с его бойцами. Замерзли в трескучие морозы или утонули на порогах? Заела мошкара или умерли от истощения? Только остроглазый беркут знал о том…
*
Гарнизон, состоящий из двенадцати человек – восьми офицеров и четырех казаков, – обитал в двух полуземлянках. Их вырыли в глухом широком распадке неподалеку от горячего источника, напористой струей бьющего из-под обомшелого валуна, метко нареченного Шалым «Бараний лоб», – вода в нем немного пахла протухшими яйцами.
В морозные дни источник обильно парил и ближние деревья опушались густым игольчатым инеем. Земля и береговые камни вокруг него были теплыми. Особенно это было заметно зимой: кругом бело, а вдоль истока ключа кое-где даже травка проглядывает. Первое время мылись в ручье. Потом обожавшие баню казаки не поленились, выкопали еще одну небольшую землянку и, натаскав туда кучу валунов, устроили там парилку.
Поначалу крохотный военный гарнизон насчитывал пятнадцать человек. В первый же год по недосмотру двое угорели в парилке. При углях зашли, так и заснули: один на полке, второй возле выхода. К числу банных потерь можно отнести и несчастный случай с Лосевым. Когда на камни плеснули воду, раскаленный валун какой-то особой породы стрельнул – и острый осколок вонзился подполковнику прямо в веко, лишив его глаза.
А зимой 1925 года потеряли хорунжего Соболева – мощного, словно скрученного из тугих мускулов, офицера. Охотясь в горах, он сорвался с карниза и сломал позвоночник. Соболев был необычайно совестливым и гордым офицером. Это его и погубило: постеснялся ночью разбудить товарищей для исполнения естественной надобности. К утру в землянке стояла нестерпимая вонь.
– Что за дела! Спишь как в сортире! Сколько можно терпеть! – зло цедил сквозь зубы мичман Темный, худощавый, высокий моряк. Ему было около тридцати, но из-за грубых черт лица и звероватой походки он казался старше. В его манере говорить проступала резкость и строптивость характера.
– Господин мичман, как вам не стыдно! – одернул его Лосев.
– Под ноги смотреть надо, когда по горам ходишь, – вспылил мичман. – И довольно мораль читать. Из-за головотяпства одного страдают все.
Хорунжий, стыдясь своей невольной оплошности, весь сжался, покрылся красными пятнами. Не желая быть обузой для товарищей и терпеть унижения от мичмана, ночью он, скрежеща зубами от нестерпимой боли, раздирая в кровь руки, сумел выползти из землянки. Когда утром хватились, было поздно: раздетый, он промерз уже насквозь.
Его смерть послужила толчком для новой стычки. Надо сказать, что первое время ссорились вообще часто: у каждого был свой характер, свой взгляд на то, как действовать дальше. Одни нападали, особенно яростно мичман:
– Сколько будем отсиживаться? Чего ждем? Во время войны с Наполеоном партизаны вон какой урон врагу наносили. А мы что, оружие в руках держать разучились? Все одно тут подохнем! Так лучше пару-тройку красных с собой прихватить, чем гнить здесь.
Другие сомневались. Молоденький безусый юнкер, например, предлагал:
– Господа, надо попытаться узнать, что в мире творится. Может, амнистия объявлена? Чего прятаться?
– Может, и объявлена, да волк никогда собакой не станет. Тихо сидеть надо, – возразил ротмистр Пастухов.
– Трус вы, господин ротмистр, а не офицер! Тени своей боитесь! – презрительно сплюнул мичман Темный.
– Молокосос, и это ты меня в трусости обвиняешь? Что ты на своем флоте видел? Хоть раз в рукопашную ходил?! – рассвирепевший Пастухов, сжав кулаки, придвинулся к мичману.
Подполковник, видя, что назревает потасовка, решительно встал между ними:
– Господа, успокойтесь! Нам действительно нужно разведать, что вокруг творится. Но куда зимой? Перемерзнем в наших обносках. Да и следы нас выдадут. Весны дождаться надо. Как лес зазеленеет, отправим разведку. Вы, мичман, у нас самый резвый, вот и готовьтесь, – сказал Лосев и, как бы ставя точку, примирительно похлопал его по плечу.
Напряжение спало. Разговор перекинулся на хозяйственные темы. Авторитет Олега Федоровича Лосева был неоспорим. Непреклонная воля, светящаяся в его глазах, ломала встречные взгляды, удерживала людей от открытой конфронтации. Улыбался он редко. И весь был холодно-сдержан, скуп на слова.
*
Когда деревья выпустили листья, мичман напомнил Лосеву об обещанной разведке. Подполковник не рискнул отпустить его одного – отправил в паре с младшим урядником Шалым.