Мать Синклитикия говорила: «Не отказывайся от поста под предлогом болезни, ибо и не постящиеся часто подвергались таким же болезням. Начал ты доброе дело? Не отступай же назад. Пусть враг силится воспрепятствовать тебе, но он падет пред терпением твоим. Предпринимающие плавание сперва пользуются попутным ветром, а потом, распустив паруса, встречают и противный ветер. Но, несмотря на противный ветер, плаватели не разгружают корабля, а или останавливаются на короткое время, или вступают в борьбу с бурей и продолжают плавание. Так и мы, когда враждебный дух станет нападать на нас, распрострем крест вместо паруса и будем безопасно совершать наше плавание».
Брат спросил авву Моисея: «Для чего соблюдаются посты и бдения?». Старец отвечал ему: «Все это смиряет душу нашу».
Авва Иперхий говорил: «Пост есть узда греха. Кто сбросит сию узду, тот делается конем неистовым».
Авва Феодор говорил: «Воздержание в пище изнуряет тело». А другой старец сказал: «Бодрствование еще более изнуряет тело».
Авва Дула говорил: «Если враг принуждает нас оставить безмолвие, не будем слушать его, ибо нет ничего равного безмолвию и посту. Пост и безмолвие вместе помогают против врага, ибо они внутренним взорам доставляют остроту зрения».
Брат спросил авву Руфа: «Что такое безмолвие?». Старец отвечал ему: «Безмолвствовать – значит пребывать в своей келии в страхе Божием и в размышлении о Боге и воздерживаться от памятозлобия и высокоумия».
Авва Антоний пришел однажды к авве Аммону в гору Нитрийскую, и когда они увиделись друг с другом, авва Аммон говорит: «Молитвами твоими умножилась братия, и некоторые из них желают построить себе келии в отдалении, чтобы пребывать в безмолвии. В каком расстоянии велишь ты строить келии?». Авва Антоний отвечал: «Вкусим пищи в час девятый и пойдем походим по пустыне и посмотрим место». Они шли по пустыне до самого захождения солнца. Тогда авва Антоний говорит: «Сотворим молитву и поставим здесь крест, чтобы здесь строили желающие строить. Тамошние, ежели захотят посетить здешних, пусть приходят сюда, съевши свой малый кусок в девятом часе, а здешние пусть то же делают, отходя туда; и они не будут развлекаться при взаимном посещении». Расстояние же было на двенадцать верст.
Авва Иоанн Киликийский, игумен Раифский, говорил: «Будем подражать отцам нашим, в какой строгости и безмолвии они жили здесь!».
Один брат пришел взять корзин у аввы Иоанна. Авва вышел и говорит ему: «Чего ты, брат, хочешь?».– «Корзин, авва»,– отвечал он. Старец вошел в келию, чтобы вынести корзин, но позабыл и сел за плетение. Брат опять постучался. Когда вышел авва, он говорит ему: «Принеси, авва, корзин». Авва, войдя в келию, опять сел плести, а брат опять начал стучаться. Старец, выйдя к нему, говорит: «Чего ты хочешь брат?».– «Корзин, авва»,– отвечал он. Авва, взяв его за руку, ввел в келию и сказал: «Если хочешь корзин, возьми и ступай, а мне недосуг».
Однажды погонщик верблюдов пришел к авве Иоанну, чтоб взять у него корзин и пойти в другое место. Авва вошел в келию, чтобы вынести ему своего плетения, и забыл об этом, ибо ум его устремлен был к Богу. Погонщик опять просил и стучал в двери. Авва Иоанн, войдя в келию, опять забыл о нем. Когда же погонщик застучал в третий раз, то авва, входя в келию, твердил: «Плетение – верблюд, плетение – верблюд». Это твердил для того, чтобы не позабыть.
Брат пришел к авве Пимену на второй неделе Четыредесятницы, открыл ему свои помыслы и, получив утешение, сказал ему: «Едва было я не оставил намерение быть здесь сегодня».– «Почему же?» – спросил его старец.– «Я думал, что мне не отворят дверей по причине Четыредесятницы».– Авва Пимен сказал ему: «Мы учились запирать не деревянную дверь, а более дверь языка».
Однажды авва Исаак сидел у аввы Пимена. Послышался голос петуха. Исаак спросил: «Ужели здесь есть петухи, авва?». Старец отвечал: «Исаак! Зачем заставляешь меня говорить об этом? Ты и подобные тебе слышат это, а кто бодрствует, тому нет нужды до сего».
Авва Пимен сказывал: «Когда авва Захария приближался к смерти, авва Моисей спросил его: “Что ты видишь?”. Захария отвечал ему: “Не лучше ли, отец мой, молчать?”.– “Так,– сказал Моисей,– молчи, сын мой!”. В самый час смерти его бывший при нем авва Исидор, подняв взор к небу, сказал: “Радуйся, сын мой Захария, ибо отверзлись тебе врата Небесного Царствия!”».
Спросили авву Агафона: «Что важнее – телесный труд или хранение сердца?». На это старец отвечал: «Человек подобен дереву: труд телесный – листья, а хранение сердца – плод. Поскольку же, по Писанию,