Склад

В девять лет мама уже отпускала меня в этот магазин одного, и, разумеется, мне часто предлагали туда сходить. Даже за каким-нибудь пустяком. И я бежал. Скажет мама, что нужна буханка хлеба, и не успеет добавить, что обойдемся без нее до ее следующего похода в магазин, а я уже побежал.

И вот так часто я туда бегал, что стал делать покупки по поручению соседей. Мистер Перри из соседнего дома увидит, что я побежал, остановит меня и попросить захватить для него тюбик крема для бритья или чего-нибудь такого. Даст мне два доллара, а сдачу, когда вернусь, оставляет мне. Это превратилось в прибыльное дельце. Через некоторое время я уже как сыр в масле катался – в леденцах и комиксах недостатка не было.

Но знаете, когда произошло главное событие, после которого все изменилось? Был у нас в квартале один мальчик, Рей Карсон. Крупный, крепкий, как бык, и тихий такой, но хороший парень. И вот выхожу я однажды из магазина с целой охапкой кульков, а в них разные бакалейные товары – по дороге домой мне надо было зайти еще в шесть или семь домов, – и чувствую, у меня вот-вот руки отвалятся.

Рей стоит у стены магазина, жует шоколадный батончик.

– Рей, не хочешь мне помочь? – говорю я. – А я тебе за труды заплачу.

Рей, естественно, говорит, давай помогу, потому что какому же ребенку не нужны деньги на мелкие расходы?

Дал я ему два кулька, и мы все разнесли по домам быстрее, чем если бы я был один. Под конец достал я деньги, которые мне заплатили, поделился с Реем так, что он остался доволен, и стали мы работать на пару. Я собирал заказы и делал покупки, а он помогал мне их доставить. Тогда-то я и перешел от леденцов и комиксов к видеоиграм и моделям ракет. Сложным моделям из миллионов деталей, которых всегда в наборе недоставало.

Через некоторое время пришли ко мне еще ребята, видевшие, как хорошо идут дела у Рея Карсона, и спросили, не возьму ли я и их поработать. Дошло до того, что жителям нашего квартала вообще не приходилось самим ходить в магазин.

И так мне это нравилось! Так приятно было видеть, что мама может посидеть, покрасить себе ногти, а не бегать, как ненормальная, запасая продукты для нас с отцом.

Дела пошли так хорошо, что решил я устроить для своих родителей ужин.

Пошли мы в итальянский ресторан рядом с Купсом. Я надел белую рубашку и черный галстук, специально купленный для этого случая, только я не умел его завязывать. Хотел удивить маму, спуститься в нем, но кончилось дело тем, что пришлось позвать ее наверх, чтобы она его мне завязала. Увидела она, как я пытаюсь с ним справиться, и я подумал, что лицо у нее вот-вот взорвется.

И вот пошли мы на ужин, именно пошли, потому что был чудесный вечер, и все время папа шутил, что, когда принесут счет, я испугаюсь и тут он вмешается, чтобы спасти положение. Но я загодя изучил меню на сайте ресторана и знал, что денег у меня хватит.

Я выбрал себе цыпленка пармезан, мама цыпленка марсала, а папа устроил целый спектакль и заказал себе жаркое «море и суша»[3]. Когда принесли счет, я его взял, достал бумажник и прикинул, сколько будет, если оставить десять процентов на чай. Десять процентов, поскольку напитки родителям принесли поздновато и официант забыл принести хлеба, когда мы попросили, – как говорил отец, чаевые – это вознаграждение за хорошее обслуживание.

Я положил деньги в папку с счетом и позволил официанту взять ее, велел ему оставить сдачу себе, а отец сидел со своим бумажником в руке и с таким выражением лица, какое бывало у нашего кота, когда я катал его на модели марсохода. Да, вот так в двенадцать лет я угостил отца ужином в ресторане, где на столах стояли свечи.

Перед уходом из ресторана, когда официант отошел, отец потрепал меня по плечу, посмотрел на маму и сказал:

– Наш мальчик.

Отлично помню этот момент. Все-все, до последней мелочи. Помню оранжевый свет свечей на стене за ним, пурпурное пятнышко на белой салфетке от капли вина, пролившегося из его бокала. Взгляд, которым он смотрел на меня и который появлялся у него только тогда, когда он бывал совершенно искренен. Помню ощущение его руки у себя на плече.

– Наш мальчик, – сказал он.

Черт знает, что это было. Я почувствовал себя так, будто совершил что-то особенное. Как будто хоть я еще ребенок, но могу заботиться о них.

Да, пожалуй, именно так. Все началось с потребности сделать приятное родителям. Хотя, наверно, это и движет поступками большинства людей. Было бы по-свински нечестно, если бы я сказал, что это не имеет ничего общего с желанием жить благополучной жизнью, зарабатывать деньги, быть успешным. Все в нашем мире этого хотят. Но попросту говоря, у меня, по-видимому, есть потребность делать людям приятное.

Помню, как много лет спустя мы открывали наше первое Материнское Облако. Начинали мы довольно скромно, работало у нас около тысячи человек, но в те времена и это было немало – первое в Соединенных Штатах производственное учреждение с проживанием.