– Она прислала мне текстовое сообщение, – сказал Пакстон. – Я решил, что раз она просит меня не входить в вагон, значит, с ним что-то неладно. Интуиция.
Добс кивнул, положил телефон на стол позади себя вне досягаемости и сложил руки на груди. Пакстон подумал, что телефон ему, возможно, не вернут.
– Что ты о ней знаешь? – спросил Добс.
– То, что она рассказывала, – сказал Пакстон. – Ее зовут Цинния. Раньше была учительницей. Хотела уехать за границу, преподавать английский…
Пакстон умолк и вдруг понял, как мало ему о ней известно. Он знал, что Цинния любит мороженое, что похрапывает во сне, но не мог сказать, была ли она действительно учительницей и в самом ли деле ее зовут Цинния. Он думал о ней то, что она ему сказала.
– И что теперь будет? – спросил Пакстон.
– Доберемся до подноготной, – сказал Добс. – И повторяю: ты правильно поступил в потенциально опасной ситуации. Как ни крути, а ты спас людей. Я этого не забуду.
Последняя фраза отдавала чем-то похоронным, и Пакстону это не понравилось.
– Я любил ее, – сказал Пакстон и покраснел. Ему было неловко признаться в этом. Оттого что Добс сейчас смотрел на него как на нашкодившего ребенка, Пакстону было не по себе. Добс обхватил подбородок ладонью и сказал:
– Слушай, сынок, придется проследить твои шаги за последние два-три дня, идет?
Пакстон подумал, что будет, если он откажется. Конечно, уволят. Но хуже этого ничего ему не сделают. Уволят. Но есть же где-то в мире работа. Пусть большая ее часть так или иначе связана с Облаком, но это неважно. Он найдет способ выжить.
Стоит ли пытаться защитить Циннию?
Она использовала его.
Он предлагал ей поселиться вместе. Едва не признался в любви. Неужели она над ним смеялась? Сожалеет ли она?
Да, конечно, она спасла ему жизнь, уберегла от ловушки, которую сама же подстроила. Это означало, что сегодня она взвесила вероятность его гибели и решила, что дело того стоит.
– Нам важно твое сотрудничество, Пакстон, – сказал Добс.
Пакстон медленно покачал головой.
– Ты понимаешь, кого защищаешь?
Пакстон пожал плечами.
– Посмотри на меня, сынок.
Пакстону не хотелось, но он подчинился и взглянул на Добса, лицо которого было непроницаемо.
– Как насчет того, – сказал Добс, – чтобы тебе поговорить с ней?
– Думаете, стоит?
Добс встал, с некоторым усилием распрямился, обошел край своего стола и оперся о него так, что прикоснулся своим коленом к колену Пакстона. Пакстон отпрянул. Добс наклонился над ним, глядя ему на нос.
– Помоги нам помочь тебе, сынок, – сказал Добс.
Палец она себе определенно сломала. Всякий раз, сжимая кулак, она испытывала острую боль. Внутренности ощущались как мешок с картошкой, который били свинцовыми трубами.
Дверь открылась, и Цинния увидела человека, которого меньше всего ожидала увидеть, или человека, встрече с которым не следовало удивляться. В дверном проеме стоял Пакстон, глядя на нее так, будто она дикое животное в непрочной клетке. Как будто она протиснется сквозь прутья и набросится на него.
Сукины дети.
Пакстон подошел к столу, отодвинул стул. Все это сопровождалось поскрипыванием обуви. Он сел осторожно, как бы опасаясь, что Цинния взорвется.
– Извини, – сказала Цинния.
– Они хотят, чтобы я расспросил тебя. Как ты это делала? Они не объяснили мне, что «это». Но сказали, что хотят проследить все твои действия со времени твоего появления здесь, чтобы понять, как ты делала это.
Он говорил без выражения, как компьютер, диктующий текст. Цинния не понимала, на чьей он стороне. Она слегка пожала плечами.
– Мне сказали, что ты меня использовала для получения доступа. – Пакстон посмотрел на нее. – Это правда?
Цинния вдохнула и подумала, что ответить. Ничего такого, что хотя бы походило на правильный ответ, в голову не приходило.
– Они считают, что я помогал тебе, – сказал он тихо.
Цинния пожала плечами:
– За это приношу свои извинения. Мне действительно очень жаль.
И она даже не лгала.
– Как тебя зовут на самом деле? – спросил Пакстон.
– Не помню.
– Не ловчи.
Она вздохнула:
– Это не имеет значения.
– Для меня имеет.
Цинния отвернулась.
– Ладно, – сказал Пакстон. – Что ты здесь делаешь?
– Меня наняли.
– Для чего?
– Для выполнения задания.
– Прекрати, пожалуйста, – сказал Пакстон, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. – Говорят, ты убийца.
– Они будут говорить все, что считают нужным, чтобы натравить тебя на меня, – сказала Цинния.
– То есть это неправда?
Она хотела сказать «нет», но заколебалась. Пакстон заметил это, выражение его лица изменилось, и она поняла, что не стоит. Ее нерешительность уже представляла собой ясный ответ.
– Я не могла допустить, чтобы ты оказался в вагоне, – сказала она.
– Но почти допустила.
– Но все же не допустила.
– Почему?
– Потому что… – Она замолчала. Оглядела комнату. Долго смотрела в окно, на людей на другой стороне. – Потому что ты мне дорог. – Она повернулась и посмотрела на Пакстона. – Это правда. Ты мне действительно дорог. Не все, что я тебе говорила, правда, но это – правда.
– Я тебе дорог, – сказал Пакстон, чувствуя слова так, будто в каждом из них заключалось что-то острое. – Я тебе дорог.
– Это правда.