Склейки

– Но как? Ведь вы поймите: я сделаю сюжет, но это ничего не решит. Нас и смотрят единицы, а неравнодушных из них...

– Все равно,– упрямо говорит она.– Школа нужна. Нужна.

Я работаю до позднего вечера и выхожу из кабинета под назойливые звуки нашей заставки.

Перед офисом темно и пусто: потому что нет Диминой машины. Я так обижена на него, что пинаю невысокий сугроб, выросший во дворе. Крупинки снега катятся по темному льду. Конечно, он ничего не обещал, но я так привыкла к теплу машины, к переполненным троллейбусам, которые остаются далеко позади, к слякоти и льду, которые меня не касаются... А сегодня он не приехал.

Я бреду к остановке и тут же спотыкаюсь. Нога моя едет по льду, я взмахиваю руками, изгибаюсь, больно потянув спину, и падаю, ударившись боком о какой-то бугор. Я лежу, дуясь на Диму и мрачно размышляя, что делать: вставать и идти на троллейбус, или не вставать и всплакнуть. Из моей сумки раздается телефонная мелодия, поставленная на Диму. Я подтягиваю сумку к себе и долго ищу в ней мобильник.

– Алло, Дим,– говорю я, вставая и отряхивая коленки.

– Я твой мужчина? – спрашивает он, напирая на слово «твой».

– Мой...– нерешительно подтверждаю я.

– Я добыл тебе мамонта,– шепотом, но очень гордо заявляет он.– Приходи, пока он не остыл. Вернее, пока он не слишком тепленький.

– Куда – приходи? Кто – тепленький?! – Я начинаю раздражаться, но пока сдерживаюсь.

Через минуту, проклиная все на свете, я уже иду по скользкому тротуару прочь от дома, спотыкаюсь и поправляю падающий на глаза капюшон. И вот передо мной рюмочная. С ее витрины зазывно смотрит древнерусский богатырь с копьем, но почему-то без коня. В рюмочной светло и очень тесно. Крохотные высокие столики сплошь облеплены выпивающими мужчинами. Дима – в центре, машет мне рукой, чтобы я его заметила. Перед ним – наполненная водкой рюмка, напротив – какой-то мужчина в темной куртке. Я подхожу и понимаю, что это наш охранник, тот самый.

Он уже пьян, и нос его, красный, рыхлый, похож на поролоновую крашеную губку.

– Дмитрий, ты почему не выпил? – спрашивает охранник, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Я же за рулем! – похлопывая его по плечу и улыбаясь, говорит Дима.

– А... А кто же со мной выпьет? – недоумевает охранник. И тут его взгляд падает на меня – Выпьешь? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами, но Дима подмигивает, и я, не знаю почему, соглашаюсь. Беру Димину рюмку, чокаюсь с охранником и выпиваю залпом, стараясь не дышать. Водку я пила только один раз в жизни – на выпускном, всего один маленький глоточек. Теперь жду острых ощущений, но она проскакивает маслом, не обжигает, и во рту после нее почему-то остается сладковатый привкус. В голове – ясно, словно я выпила родниковой воды.

– И что? – вкрадчиво спрашивает Дима у охранника.

– А что? – переспрашивает тот, и я понимаю, что если и есть надежда с ним поговорить, то надо ловить момент.

– Говорят, ты пьяный был...– продолжает Дима.

– Я?! – вскидывается охранник.– Пьяный?! Нет!

– Так тебя уволили за пьянку на работе!

– Уволили меня из мести,– настаивает охранник. Его язык заплетается, и с каждой минутой охранник выглядит все более пьяным. Дима тихонько подталкивает к нему тарелочку с бутербродами.

– Так за что тебе мстить?

– За директора,– отвечает охранник.– Он приходил, а я должен отвечать! Интересные! – Он пьяно хохочет, и его красный, в прожилках нос трясется над тарелкой с бутербродами.

– Ты его прям видел? – гнет свое Дима.

– Видел,– кивает охранник и, кивнув, опускает голову. Упирается взглядом в бутерброды, берет один из них.

– Как меня? Вот так вот точно? – настаивает Дима.

– Не, не как тебя,– рассуждает охранник, разглядывая прожилки на копченой грудинке.– Я задремал. Но – не пил! Звонок в дверь. Открыл. Он быстро прошел, директор. Точно – директор был. Пальто длинное, ботинки...

И охранник впивается зубами в бутерброд. Грудинка откусывается с трудом, и он тянет бутерброд в одну сторону, а голову отклоняет в другую. Булочные крошки градом сыплются на столик, волокна грудинки липнут к полным губам охранника.

– Какие ботинки? – настаивает Дима.

– А-и-е...– Охранник наконец прожевывает свое мясо.– Такие... С носами...– Он наливает и выпивает, не чокаясь, еще одну стопку водки.

– С какими носами? – В голосе Димы чувствуются разочарованность и безнадежность.

– Во с какими! – Руки охранника изображают в воздухе носы восточных туфель.

Мы с Димой переглядываемся. Клиент готов, и ждать от него ничего не приходится. И тут вдруг он мычит:

– Паразиты! Один ходит, другие ходят! Тысячу сунули, думают, можно о человека руки вытирать! – И охранник вытирает руки о собственную куртку.

– Кто сунул тысячу? – осторожно спрашиваю я.

– Эта рыжая... крашеная... с натуральным... этим... рыжим... вашим...

И охранник машет руками. Он то тычет в Диму опухшим корявым пальцем, то шевелит растопыренной клешней возле собственного плеча. Потом последний отблеск сознания гаснет в его мутных глазах, и Дима, вздохнув, начинает отрывать охранника от стола. П