Читаем Склерозус вульгарис, или Русский поцелуй полностью

Теперь, в полном старческом отдыхе, я понял со всей очевидностью: народ наш, рассейский, пороли всегда. И при Петре-императоре, и при Александре-освободителе, и при Деникине с Колчаком. А уж при новых, народных, правителях, которые плоть от плоти рабоче-крестьянского народа, то тут даже и постреливать начали. Что гуманист Ленин, что семинарист Сталин – народу прикурить дали по-крупному.

Ну да ладно. Буду лучше, чтобы не нервничать, вспоминать про ребят. Вернее, не вспоминать, а постараться записать их рассказы. Про жизнь. Которая у каждого оказалась полна таких пертурбаций, что впору писать романы.

Глава 3. Арнольд Чапский

Спросите вы, любезный читатель, а как теперь, после лихих девяностых? Отвечаю: так же!

Автор записок

Ну-с, вот начну с чего. Как учили в школе, с эпиграфа. Наш классный руководитель – Наталья Ивановна Выскребенцева. Отмечу, пока не забыл, владением грамотностью российской мы все обязаны ей.

Вначале – о точке приземления. То есть – где встречаться. С каждым годом школьные ребята убывают. А которые еще держатся, то напоминают зуб. Больной. Его и потерять посредством удаления больно, и оставить ни к чему. В смысле санитарии и гигиены.

Ну, эк куда меня занесло. А сказать-то можно просто, если бы не вульгарис. В смысле, мы уже и не очень-то нужны, а ежели и нужны потомкам, то напоминаем вот такой оставшийся зуб. И выдернуть вроде не нужно, и оставить – только морока.

Так вот, мы, оставшиеся, избрали местом встреч «Чайхону № 1».

Моя «Чайхона № 1» хороша тем, что рядом. На Средней Первомайской. И еще – девочки-официантки. Все они из Казахстана. Все прекрасно владеют русским. Я со своим склерозусом совершенно забываю, как их зовут. И называю всех или Гуля, или Гюльчатай. Хихикают. Но мне кажется, им все равно, как ни называй. Только рассчитывайся, да и о «вознаграждении» не забывай.

Но бывают и исключения. Вот одна из них (я почему-то назвал ее Хабибой) неожиданно, принеся мой чай из облепихи, спросила:

– А что вы пишете?

Я приятно удивился. Даже холодок побежал по спине. И сердце застучало громко. Да и сутулость моментально исчезла. Меня узнают! И кто! Не эти рафинированные прощелыги московских тусовок, не девушки, которые становятся с каждым часом все доступнее. Нет, вернее – недоступнее, в связи с возрастом возжелавшего. В общем, я запутался, и только радостно стучал молоточек в голове. Или по голове? Меня узнали, меня узнали!

Я ласково улыбнулся, тут же заказал ли-нон[4] с бананом и еще облепиховый кисель[5]. Кстати, не советую его тем, кому за шестьдесят. Очень действует, на это самое. Извините, забыл, как это самое называется.

А оказалось, девушка на обложке книги, которую я собирался подарить своему гостю, увидела мою фотографию. Да бог с ним, с гостем. Я срочно перефутболил книгу этой Хабибе.

И второе удивление. Радостное. Через несколько дней Хабиба, принеся мои дежурные блюда (а я иногда устраиваю себе разные кухни), сказала:

– Я прочла ваши рассказы, Маркел Яковлевич.

Ба, знает уже, как меня зовут!

– Щас их читает мой муж. Нам нравится. Ну, есть опечатки, дак это только интересней. Мы с моим Тулумбеком спорим, кто больше найдет ошибок на трех страницах.

– Ну и на что вы спорите?

– На поцелуй. По-русски, – прошептала она и покраснела.

Да, да, приходилось мне в жизни целоваться, конечно. Но вот по-русски – этого не было. А может, было, но не помню. Эх, болезни наши.

– Вам сегодня японскую кухню?

– Да уж, давай мне Страну восходящего солнца.

Я неожиданно вспомнил ее, эту страну. Ах, в мире таких стран больше нет! Ну, может, это меня заносит память. Но нет, помню. И я заказал, как обычно, гукку, два ролла – «Сяке-маки» и «Текка-маки» – и суп «Том Ям»[6]. И все. Потом – зеленый, только зеленый чай.

Вот вкратце что такое «Чайхона № 1». Это аромат Востока и щебетанье этих Гуль, Гюльчатаек и Хабибиков – под эти мелодичные звуки я и засыпал иногда.

А еще отмечу, что такое восточная женщина. Задремлю, а шепот слышу: «Гулька, ты своему подушку поправь и трость убери, а то упадет. Он и проснется. Хи-хи-хи».

Ох, было, было! Упала-таки моя трость. Да с грохотом. Почему-то она всегда так падает. Я во сне тут же пукнул. И сразу понял, где я и что задремал. И как это стыдно. Девчонки, прикрывая по восточному обычаю рот, теперь, встречая меня, хихикают. Я не обижаюсь – молодость. Молодость! Эй, где ты? Нет ответа, как сказал товарищ Гоголь.

* * *

В каждом общественном заведении, будь то «присутствие», или кафе какое, или ресторан, а может, распивочная, всегда что-нибудь да случается. Уж такая природа людей. И в ресторан приходят разные. И лжецы. И правдолюбы. Грабители, насильники и защитники слабых и беспомощных. Предатели и анонимщики. И борцы за права, честь и достоинство. Бывает даже Навальный.

Много, много народу в ресторане показывает, «на что они способны». Иногда даже со стрельбой. Слава богу, не в час моего посещения. А так бывало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женщины, о которых думаю ночами
Женщины, о которых думаю ночами

Миа Канкимяки уходит с работы, продает свой дом и едет в Африку, чтобы увидеть, как жила Карен Бликсен – датская писательница, владевшая кофейной плантацией в 1920-х годах и охотившаяся на диких животных в саванне. Она вдохновляется отважными путешественницами и первооткрывательницами XIX века, которые в одиночку странствовали по самым опасным местам планеты. Во Флоренции Миа ищет забытые картины художниц Ренессанса, создававших грандиозные полотна, несмотря на все ограничения эпохи. В Японии она идет по следу Яёи Кусама – самой знаменитой художницы современности.Заново открывая миру незаслуженно забытые женские имена, в своем путешествии Миа учится вдохновенной жизни и находит свой писательский голос. Эта книга – захватывающее путешествие по самым разным странам и эпохам, показывающее, на что способны женщины, свободные от стереотипов и условностей!

Миа Канкимяки

Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное