Склерозус вульгарис, или Русский поцелуй

Вот, например, Арам, мой приятель. Арамчик. Нет-нет, не буду продолжать. И так, чувствую, меня затягивает в какую-то писательскую трясину, а уж ежели про криминал начинать, то просто получатся увесистые два-три тома ни о чем. И звать никак. Без идеи, завязки-развязки, просто поток словоблудия. Вот именно, склерозус вульгарис. Правда, со стрельбой.

* * *

Ладно, ладно, не буду писать о разборках разных, в ресторанах происходящих. Напишу, уж так и быть, что случалось со мной в моей чайхане. Немного и коротко. И так еще впереди встречи со школьными. А это надолго. В смысле на много страниц.

Первое. Встречаюсь с двумя дамами. Одну, точно помню, зовут Оля. А другую, убей бог, не вспомню. Хотя она и есть виновница происшествия и, главное, буду честным, – дополнительных расходов. Моих, конечно.

Итак, сидим, обедаем. Чтобы не подумал читатель, что я рекламирую свою «Чайхону № 1», не буду упоминать все, что мы ели-пили. Отмечу особо взволновавшие нас блюда. Мы взяли, по моему настоянию, кухню Востока.

И пошел над столом парок и аромат тузлумы-шурпы. А к сему принесли еще очень горячие чучвару и суп харчо.

Нет, нет, нас с дамами одинаково бросило в жар, щеки сделались розоватыми, над верхней губой появились нежные капельки. Результат работы потовых желез. Да-а, это вам супы восточные, тонкие, острые, как меч Тамерлана, и сытные, как песни нашего знаменитого Сулеймана Стальского. Вот уж не зря про него написал. Забыли. А ведь он был в свое время одним из великих акынов Востока. Да кто помнит-то? Писал песни про нашего секретаря партии, Иосифа Сталина.

Дама Оля была спокойная и не очень многоречивая. А другая хороша тем, что говорила без перерыва. Это облегчало: не нужно думать ни о темах, ни об изысках речи.

Конечно, в ресторане после обеда, перед чаем-кофием, появилась потребность пойти «помыть руки». Наша говорливая упорхнула в мойку рук под названием «Туалет жен.». Вышла довольная. А оттуда, кстати, все выходят такие – умиротворенные.

Сидим, снова течет беседа, и вдруг наша акынша, как мы с Олей ее прозвали: «Ах-ах, где мое кольцо?!» Бросилась в туалет. Нету. У нас на столе – нет. Под столом, в сумках и т. п. – нет.

Я этой даме говорю открытым текстом:

– Ежели оставили, то только там, где мыли руки. Вы ведь снимаете перстень перед помывом рук?

– Конечно.

– Вот, все правильно. Перстень там положили, и его, конечно, кто-то приватизировал. Жалко, но ведь никто не признается. Поэтому забудем и закажем-ка кок-самсу с яблоками. Смягчим сладким эту горькую потерю. Пусть муж, Коля, озаботится, еще купит.

Главное, не хотел я шума-разборки. Конечно, кольцо не найдется, а осадок от потери останется. А мне сюда еще ходить и ходить. Наслаждаться и пиччей нон с бараниной[7], и чебуреками, и лепешками. Даже манты можно взять. Так что эта говорливая со своим перстнем ну совершенно не нужна на этом «раблезианстве».

В общем, скандал не нужен.

Но он произошел. Совершенно в духе культурного заведения. Я наблюдал, как подтянутый узбекско-таджикский человек тихонько похаживал по залу, подходил то к одной, то к другой девушке и тихо с ней беседовал. Глядя ей в глаза. Я этот взгляд уловил и понял: что до меня, я бы тут же признался в краже и кольца, и даже подвесок королевы Анны Австрийской. Просто взгляд обещал немедленно зарезать за дачу ложных показаний.

Но перстень найден не был, мы разошлись, естественно, по домам, а девочки-официантки избегали на нас смотреть.

В этот же вечер мне позвонила эта дама и радостно сообщила: нашла перстень на дне, самом дне сумочки. Кстати, от «Версаче». Вот-вот, не пользуйтесь этими выкрутасами. Всем ведь известно, лучшего места для сохранения драгоценностей или денег, чем лифчик, еще не придумано.

В итоге пришел на следующий день и заказал всей бригаде по бутылке шампанского и хорошей водки. На каждого (для мужчин). Хотя хорошей водки, кроме «Абсолюта», не бывает. Поверьте мне, непьющему. Все остальное – из Мытищ, значит, очень некачественное. Иногда даже помирают. Но немного, так что не волнуйтесь – пейте.

Ну-с. Или другое происшествие. Слава богу, не со мной. Но я был очевидцем.

Из женского туалета выбегает убиральщица таджикской национальности и кричит очень громко и весьма испуганно:

– Ой, там женский кабинка шайтан, четыре нога! Ой, ой, ой, я не пойду, боюсь.

Девочки-официантки, хихикая и краснея, мне рассказывают, мол, когда за столиком пара сидит, конечно, пьют, закусывают. И возникает… ну, это самое. (Что я уже серьезно забываю.) Значит, желания какие-то. А как их унять? Да очень сложно. На улице народ кругом, и все ходют туда-сюда, сюда-туда. Вот молодежь знает. Сразу бегом в женскую или мужскую половину. Кабинки чистые. Умывальники мраморные. Кругом дезодоранты и цветы. Искусственные, но все равно красиво. Таким образом и оказывается в одной кабинке четыре ноги.

На мой вопрос, что же они там делают, девочки смотрят на меня удивленно. Даже не смеются. Как это так – не понять, что же там, в кабинках, делают эти четыре ноги. Вот ведь!

* * *