Склифосовский

Разрез был увеличен, проведен выше пупка, но и тут ждало такое же разочарование. Открывались полости, из которых очень мало вытекало, и каждому из присутствующих, конечно, предполагалось высказывать свое мнение входить рукою в полость живота. Операция продолжалась очень долго; я не могу даже вспомнить, удалось ли извлечь cystom’у, перевязать ножку, очистить брюшную полость. Все были утомлены, растеряны и у всех было одно желание как-нибудь развязаться с этим случаем. К концу 3 часов операция была кончена, больная оставлена в оперативной комнате и в тот же день через несколько часов скончалась. Это было тяжелое впечатление, запавшее в юный ум молодых зрителей. Казалось, что такие случаи не должны быть оперируемы и что для операции они даже недосягаемы»[77].

Трудно даже представить ту огромную моральную ответственность, которая лежала на пионерах полостной хирургии, к которым принадлежал наш герой. И если повышенную выживаемость пациентов Склифосовского после ампутации конечностей можно объяснить его высокими санитарными требованиями, то успешность полостных операций, проведенных впервые в России или даже в мире, вообще не поддается объяснению. Помочь ему здесь могли лишь долгие часы, проведенные в прозекторской Одесской больницы, а еще — удивительно развитая интуиция, которую, наверное, и называют дарованием врача.

В Петербурге Николай Васильевич не перестает заниматься тем, с чего начиналась хирургическая практика — женскими болезнями. Он продолжает выполнять успешные овариотомии и другие операции на органах малого таза. Своим опытом подробно делится в журнале «Медицинский вестник» в 1870 году и докладывает в Обществе русских врачей в Петербурге.

Одно из интересных научных сообщений Николая Васильевича от 1874 года — «Вырезывание зоба». Речь идет об оперировании щитовидной железы. Первые подобные операции в России произошли в середине XIX века. Известно, что в 1847 году во Владикавказе Н. И. Пирогов выполнил первую струмэктомию[78], а в 1852–1853 годах в Петербурге еще три успешные операции, причем тогда впервые в мире на таких операциях был использован наркоз. В 1852 году операцию по удалению зоба в Екатеринбурге выполнил Александр Андреевич Миславский. Сохранились довольно курьезные обстоятельства выполнения этой операции. Со слов хирурга, «больной рабочий рискнул подвергнуться операции зоба не столько ради самой болезни, сколько из желания получить от заводской администрации 10 рублей, которые платили тогда в виде пособия после произведенной операции»[79].

Платон Иванович Тихов, анализировавший статистику оперативного лечения зоба в России, констатирует, что «…до 1880 года было проведено девять случаев операции удаления зоба». Такое малое количество операций вовсе не говорит об особо здоровой щитовидной железе у русских людей. Просто доктора знали о плохих результатах подобных операций в Европе. В 1850 году Французская академия наук даже запретила производить вмешательства на щитовидной железе из-за высокой летальности. А она составляла около 40 процентов, что достаточно много. Основными причинами смерти были кровотечения во время операций и послеоперационные гнойные осложнения.

С появлением асептики и антисептики в 70–90-х годах XIX века в Европе такие операции снова начали делать, причем количество осложнений и летальность резко снизились. Наиболее преуспел в хирургии щитовидной железы швейцарский врач Эмиль Теодор Кохер, который к концу XIX века лично прооперировал около двух тысяч пациентов и достиг феноменально низкого для того времени показателя операционной летальности в 0,2 процента. Успехи европейских хирургов возродили интерес к хирургическому лечению заболеваний щитовидной железы в России, и, конечно, Склифосовский не прошел мимо этого недуга. Стоит отметить, что в своем сообщении Николай Васильевич счел нужным не только рассказать о непростом случае: он оперировал больную с обширным зобом, простиравшимся от нижней челюсти до яремной вырезки грудины, но и подробно описать технику операции.