Читаем Скобелев, или Есть только миг… полностью

Бежать Млынов не мог, а задерживаться не собирался. Во дворе крепости суетилось много народа, но в основном это были старики, женщины да дети. Юная спасительница его тут же затерялась среди них, успев на прощанье показать, куда ему следует идти, и он пошел.

Стражи у распахнутых настежь ворот не было. Млынов миновал их и сразу же увидел худую рабочую лошадь с понуро опущенной головой, которую держала под уздцы старуха, прячущая лицо. Она молча передала ему поводья и сразу же ушла в крепость. А Млынов кое-как взгромоздился на коня, стукнул его под живот каблуками башмаков, и старая лошадь покорно затрусила в степь.

Это была свобода, точнее — слабый ее ветерок, в постоянство которого капитан еще боялся поверить. Но конь неторопливо шел размеренной рысью, покорно слушался поводьев и вскоре перевалил небольшую возвышенность. Стена крепости еще была видна, но Млынов все же остановился, чтобы определиться, в каком направлении ему следует ехать далее.

Шумы крепостного двора здесь не мешали вслушиваться, и Млынов впервые различил дикие крики атакующих текинцев и четкие, слаженные ружейные залпы отбивающихся солдат. Там шел бой, там были свои, и он погнал свою клячу напрямик.

Ему удалось миновать изрядный кусок пустынной степи, когда случайная пуля попала в лошадь. Она удержалась на ногах, зашаталась, и Млынов успел спрыгнуть на землю. Но был еще слишком слаб, не устояв, упал и просто поторопился отползти подальше, чтобы не попасть под бьющуюся в агонии клячу. Вжавшись в землю, дождался, когда она перестанет кричать и дергаться, поднялся и, пригибаясь, побрел в ту сторону, где слышались далекие звуки боя.

Но все шумы скоро кончились. Он не знал, чем завершилась атака, где сейчас находятся свои, где — чужие, и, чтобы не рисковать, кое-как спрятался в первой же подходящей низинке. Переждал, пока солнце не скроется за горизонтом, и только тогда побрел на запад. На последние отсветы затухающей зари.

Мучительно болело избитое тело, его шатало от голода и внезапных приступов боли, но беспощаднее всего мучила жажда. Он брел только по ночам, от заката до рассвета, ориентируясь по последним солнечным отблескам и Полярной звезде. Шатался, падал, вставал, шел и снова падал, пока окончательно не растерял всех сил. Тогда он приказал себе ползти. И полз каждую ночь. Строго на запад.

Через четыре дня после бегства из крепости Геок-Тепе на капитана Млынова случайно наткнулся казачий дозор.

<p>Глава шестая</p><p>1</p>

Баранов с трудом добрался до ближайшего телеграфного поста. Ныла кое-как вправленная после вывиха нога, сильно болело плечо, на которое он умудрился упасть, пытаясь сдержать перепуганную внезапным взрывом лошадь. Конечно, следовало потерпеть, доехать до какого-нибудь лазарета, но Скобелев приказал вначале справиться о гелиографах, а уж потом заниматься собственной ногой. Правда, что-то там говорилось о докторе Гейфельдере, но адъютант велел везти его на телеграфную станцию. Боевой приказ был куда существеннее его личного самочувствия, и Баранов терпел, стиснув зубы.

Казаки на руках внесли его в домик, где располагался телеграф, и тотчас же ускакали назад. Молоденький телеграфист предложил было тотчас же вызвать лекаря, но Баранов приказал сначала связаться со штабом.

Непроизвольно раскачиваясь от ноющей боли, он тупо смотрел на бегущую телеграфную ленту. Это продолжалось довольно долго, потому что телеграфист вначале сделал запрос, а потом терпеливо ждал ответа. Изредка поглядывая на страдающего адъютанта, он не решался ни о чем его расспрашивать, а когда наконец собрался с духом, аппарат застучал, выталкивая ленту с ответом.

— Первая партия гелиографов в количестве пяти установок прибыла в Красноводск. Днями ожидаем остальные.

— Передай, чтобы немедленно переправили в Бами.

— Сейчас, сейчас…

Телеграфист произнес это с некоторой растерянностью, потому что лента продолжала ползти без его запроса.

— Что там еще? — с раздражением спросил Баранов.

Нога ныла куда сильнее, чем прежде. То ли ее растрясло при скачке, то ли не слишком туго перевязали, оказывая спешно первую помощь.

— Запрашивают, кто подписал запрос о гелиографах, — доложил телеграфист.

— Спохватились… Передай, что запрос делал личный адъютант генерала Скобелева по его устному распоряжению.

— Будет исполнено, — телеграфист бойко застучал ключом.

Некоторое время он молча занимался своим делом, читал прибывающие телеграммы, отстукивал ответы. Потом сказал с удивлением:

— Доктор Гейфельдер велел вам ждать здесь. Он срочно выезжает.

— Что-нибудь случилось?

— Не знаю. — Телеграфист помолчал. — У вас нога болит?

— Болит…

— Позвольте помочь, — телеграфист осторожно разбинтовал ногу. — Сильно она опухла. Не шевелите ею, я ванночку сделаю.

Баранов покорно ждал, пока юный телеграфист нагреет воду, пока сам осторожно опустит распухшую ногу в тазик.

— Бабушка так делала, — пояснил он. — Легче?

— Легче, — Баранов впервые улыбнулся. — Ныть перестает.

— Тепло — главное дело…

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное