Скобелев: исторический портрет

Для суждения о том, как практически реализовались политические принципы Скобелева, большой материал дает опубликованный в Ашхабаде сборник архивных документов «Присоединение Туркмении к России». Один из документов рассказывает о таком факте. После штурма крепости солдат Титов в пьяном виде устроил дебош и совершил убийство местного жителя. По приговору военно-полевого суда он был расстрелян. Требования законности и равноправия, недопущения войск до насилия не были пустым звуком.

Политическую линию Скобелева в Средней Азии одобряли его прогрессивно настроенные сподвижники. «…Не могу обойти молчанием одной черты, очень симпатичной в Михаиле Дмитриевиче, — писал один из них. — Я разумею его редкую гуманность к покоренному населению. Это, можно сказать не без гордости, наше национальное достоинство в Скобелеве выразилось очень сильно, так что в этом отношении он был истинным представителем своего народа. «Лежачего не бьют», «нужно делать все возможное для облегчения участи побежденного врага», — вот что обыкновенно говорил он, когда удивлялись его снисходительности и заботливости о побежденном. Но он также сознательно понимал и всю важность такого обхождения. В военном и бюрократическом режиме он видел огромную ошибку и невыгоду для нас. Тем не менее, с облегченным сердцем Михаил Дмитриевич мог сказать эти слова: «По духу нашей среднеазиатской политики у нас париев нет; это — наша сила перед Англией»».

Из сказанного видно, как прогрессивно понимал Скобелев задачи русской администрации на новоприобретенных территориях и средства их решения, как далеко он смотрел, определяя политическую линию в Средней Азии.

Иллюстрацией как политики, так и личного поведения Скобелева может служить следующий, не только характерный, но даже трогательный факт. По окончании штурма крепости солдат Родион подобрал плачущую трехлетнюю девочку. Родителей ее найти не удалось. Штурм, как мы помним, происходил в Татьянин день, почему девочку и нарекли Татьяной. Крестным отцом был Михаил Дмитриевич, и по отчеству Татьяна стала Михайловной, а фамилию ей дали — Текинская. Татьяна Михайловна Текинская. Ее воспитанием занялась жена князя Шаховского Е.Милютина, дочь военного министра.

Татьяна была единственной в то время туркменкой, получившей блестящее образование, знавшей европейские языки, которые она преподавала в гимназии. Осознав себя туркменкой, она приехала на родину, быстро овладела родным языком, работала в Ашхабаде, а затем открыла школу в глубинке, где занялась просвещением народа. Как неблагонадежная, она подверглась притеснениям властей, была выслана на Украину, затем вернулась и умерла в год образования Туркменской Советской Социалистической республики в 1924 г.

Многие меры Скобелева, как и другие решения русской администрации, нашли отражение в упоминавшемся сборнике документов «Присоединение Туркмении к России». Но нельзя обойти молчанием стремление некоторых туркменских историков опорочить Скобелева даже вопреки фактам. Основной обвинительный пункт — разграбление Геок-Тепе. При осуждении Скобелева за этот приказ допускаются и обвинения его в том, в чем он никак не был виновен. Туркменский историк М.Аннанепесов, ссылаясь на весьма сомнительные сочинения дореволюционных недругов Скобелева, утверждает, например, что во время осады Геок-Тепе Скобелев заявлял, что если ему прикажут, он «так же спокойно будет расстреливать рязанских мужиков, как теперь текинцев» («Вопросы истории», 1989. № 11). Заявление, немыслимое в устах Скобелева. А в предсмертной агонии на вопрос священника, не жалеет ли он о гибели 8 тысяч людей, Скобелев якобы ответил: «Жалею, что не 80 тысяч». Как мы увидим ниже, при смерти Скобелева около него не было не только священника, но и вообще никого, кто мог бы описать его состояние в последние минуты его жизни и зафиксировать его последние слова. Вот до чего доводит слепое доверие ко всему, что может опорочить Скобелева, представить его в качестве вампира, жаждущего только крови. Даже историю с Татьяной Текинской М.Аннанепесов характеризует как желание участников штурма «подчеркнуть «благородство» своих военачальников». Но ведь история эта вовсе не подчеркивалась. Долгое время она оставалась неизвестной, и заговорил о ней впервые туркменский писатель Ата Атаджанов, написавший сначала статью («ЛГ», 7 марта 1984), а затем книгу. Удочерение девочки было жестом искреннего милосердия и не сопровождалось никакой рекламой.