Сколько длятся полвека?

— Какой смелый у нас советник из Мексики, подумал комбат… Возможно, я командир–дилетант…

— Вы, Лукач, не дилетант. Когда расплюетесь с литературой…

Лукач мягко перебил:

— Не расплююсь. Чехов писал: у него литература и медицина, как жена и любовница. Одна надоест, идет к другой. Я, правда, не Чехов. Моя литература — тоже война. Сейчас не разрешаю себе ничего, кроме донесений. Гляжу на Людвига Ренна, слюнки глотаю. Потом, когда мы будем живы, я попробую…

Лукач уговаривал его остаться, но он сухо попрощался.

Чудной, однако, человек, этот Вальтер, размышлял Лукач, когда гибнут люди, делает вид, будто с гуся вода. А после пустякового препирательства с Купером точно в воду опущенный.

Как–то Лукач шутливо упрекнул его: вы диктатор, Вальтер, тиран. Тот насупился. Два года назад его назвала тираном дочка Тося, когда он велел ей помочь маме. Сверчевский отправился в школу, рассказал всему классу: жду, ребята, вашего приговора — тиран я или нет? Класс абсолютным большинством голосов постановил: нет. Дочка стала шелковой. До поры до времени…

Вспомнив эту откуда–то известную ему историю, Лукач утвердился в мысли: сложный, противоречивый человек командир «Марсельезы»…

Вальтер работал до часу ночи: читал показания пленных, изучал документы, письма. Курил и думал. Пил кофе и думал. Он давно приучил себя к мысли: мое дело — солдатское. Никаких отступлений, умозрительности. В великом и необъятном долге революционера он берет на себя армейский труд, и не пытайтесь отвлечь, расслабить.

Сейчас он сосредоточен на одном: обстановка перед бригадой. Что она таит, чем чревата?

'У противника двойной расчет. Не увенчается успехом сосредоточенный удар по республиканским линиям — перейти к обороне. Затяжная окопная война на этом участке сулит ему определенные преимущества. С горных вершин он нависает над Мадридом.

Еще бы разок посмотреть, как все выглядит вблизи, из первой траншеи.

С этим намерением он уснул, проспал несколько часов и с ним же проснулся. Тщательно брился: щеки, островки на висках. Дольше обычного ваксил хромовые сапоги.

— Завтрак отменяется, — оживленно приветствовал он адъютанта. — Наносим визит его превосходительству рядовому бойцу Испанской республики. Вместе завтракаем, обедаем, обсуждаем солдатское меню и текущий момент.

Часам к двенадцати развиднелось. В бинокль стали различимы прерывистые черные изгибы траншей. Вальтер легко поднимался на высоту с пулеметной точкой. Ту самую, памятную.

Расчет не терял понапрасну времени. Ячейка затаилась под двойным бревенчатым накатом.

— Нельзя ли ствол пулемета тоже загнать под крышу? Неровен час, заденет осколком.

Вместе с расчетом он расширил опорную площадку.

— Попробуйте хотя бы вы.

Черноволосый боец уверенно нажал на гашетки, дал длинную очередь.

— Великолепно, — похвалил Вальтер. — Задержки не страшны?

— О нет, капитан Гешос — большой специалист, обучил пулеметному искусству.

— Когда я осваивал это искусство, — припомнил Вальтер, — давненько было — мой, скажем так, капрал велел разбирать и собирать замок с завязанными глазами. Теперь уже не сумею. Впрочем, была не была, попробую.

Он склонился к прицелу, бросил черноволосому:

— Будете вторым номером, следите за лентой.

И ударил. Отпустил, нажал, отпустил. Все отчетливо услышали ритмы «Кукарачи».

— Мне было приятно провести с вами время, — сказал он, на прощание пожимая руки. — Примите на память о сегодняшнем дне, — достал из кармана и протянул черноволосому перочинный ножик. — Память о нашей сегодняшней стрельбе.

На самом правом фланге, неподалеку от запасного командного пункта, Вальтер наткнулся в окопе на невысокого человека в очках и глубоко натянутом берете, в длинном синем пальто, застегнутом на все пуговицы.

Пристально вглядевшись в лицо Вальтера, человек спросил на чистом русском:

— Не ошибаюсь, комбриг Вальтер? Я Кольцов. Простите, вторгся в ваши пределы, полагал, будто еще во владениях Лукача. «Шел в комнату, попал в другую».

С самого начала он перехватил инициативу. Вместо корреспондентских вопросов сам давал пояснения.

— Намеревался к вам нагрянуть, совершить обряд знакомства — чин чином.

Близорукие глаза весело щурились за толстыми стеклами. Кольцов не скрывал иронию по поводу «обряда знакомства». Но коль скоро военные товарищи почитают этот обряд…

— От Лукача запросто не уйдешь. Венгерское хлебосольство. Не менее знаменитое, чем русское, испанское, польское… Не заметил, как кончилась бригада Лукача и началась ваша. Фланги сомкнуты. Явление нечастое в испанской войне. Не только по причине легкомыслия. Здешний командир почитает свой батальон или бригаду суверенным островом. Что за околицей — не его забота.

— Не верится, чтобы мало–мальски грамотный командир вел себя, как феодал.