Сколько длятся полвека?

В ночь на 7 ноября шесть штабных офицеров во главе с начальником оперативного отдела, прихватив документы, перебежали к мятежникам.

Из донесения советского военного атташе комбрига В. Е. Горева об обстановке в Мадриде 7–8 ноября и о военном министерстве:

«В общем следует считать, что было сделано все, чтобы сдать Мадрид».

Из сводок, докладных записок, газет, приказов и других материалов, относящихся к тем дням:

«Бойцы, отметьте 19‑ю годовщину русской революции несокрушимым сопротивлением!.. Коммунисты — все на передовую! Ни одного района, ни одной ячейки, все члены которых не были бы на фронте».

«За Мадрид сражались батальоны Пятого полка: «Парижская Коммуна», «Ленинград», «Мадридская Коммуна», «Моряки Кронштадта». Первые два целиком погибли».

«Оружие брать у мертвых, не теряя ни секунды».

«Телами убитых укреплять парапет».

«Дневная нагрузка танковых экипажей (республиканских, состоящих по преимуществу из советских танков. — В. К.) колебалась от 16 до 18 часов работы».

Польская рота из батальона бригады имени Домбровского получила приказ Клебера держаться любой ценой до подхода подкреплений. И держалась. В роге осталось 5 человек.

Женщины приносили на мадридские баррикады кофе, коньяк, продукты. «Они говорили бойцам самые нежные и самые жестокие слова. Они обнимали храбрых и насмехались над теми, кто колеблется».

4 ноября в штабе мятежников для журналистов отпечатали на шести страницах описание взятия Мадрида. Для подробностей оставили пробелы. Фашистские газеты, не дожидаясь подробностей, вышли 7 ноября с сообщениями о вступлении Франко в Мадрид. Поток приветствующих его победу телеграмм захлестывал телеграф остававшегося республиканским Мадрида.

V

Высотка эта — темная зелень на подъеме, скалистая макушка — запомнится ему надолго.

Утром, когда туман белой, уходящей в небо лавиной поднялся с Сьерры–де–Гвадаррамы, после коротких огневых перекатов донеслось прерывистое тарахтенье моторов.

Пять бронированных машин двигалось в обход высоты, позади, глотая выхлопную гарь, — пехота.

Вальтер из своего сделанного наспех блиндажа видел: атака не слишком опасна. На высоте у него теперь пулеметная точка. Фланкирующий огонь отсечет пехоту от танков, и им без нее далеко не уйти — на гористых склонах не разгуляешься.

«Максим» с высоты включился вовремя, ему отозвался второй, третий. Танки замешкались, пехота прижала животы к земле.

Его «Марсельеза» начинает неплохо воевать. Он сбил на затылок фуражку, провел рукавом по красной потной полосе на лбу, которую она оставляла.

— Алек, спички.

Схватил коробок, чиркнул. Поднес к глазам бинокль.

Танки нацелили короткие стволы в сторону высоты.

Дудки. Снаряды, летящие по такой траектории, не опасны.

Откуда–то из тылов грохнула артиллерия. Разрывы зашторили вершину. Пехота сейчас накапливается для рывка.

— Товарищ Агард, ответить.

Маловато снарядов, артиллерийский ответ звучит жидко.

Мятежники бегут рассредоточенной цепью. Справа офицер. Движением отчаянным и ухарским сбросил плащ. Перебегает, падает, вскакивает. Из молодых, горячих. Под Лопера Вальтер беседовал с таким. На грудь нашито красное сердце величиной с ладонь.

— Что за знак, господин лейтенант?

— Сердце Иисуса…

Сейчас они, с сердцами из красной фланели на. мундирах, ползут на высоту, перебегают от валуна к валуну.

«Максим» молчит. Правильно молчит. Подойдут поближе — верное очереди. Выждать, схватить миг.

Бинокль болтается на ремешке. Сигарета погасла.

Пулемет безмолвствует. Минута упущена.

Вальтер срывает с шеи бинокль, сплевывает сигарету. Выпрыгивает из блиндажа. В осатанении, задыхаясь, по влажным камням, сквозь цепкий кустарник.

Окон отрыт углом. В острие его на утрамбованной площадке — «максим». Рядом, выбросив вперед мертвые руки, боец. На дне окопа недвижно скорчился второй. Третий зажимает окровавленными пальцами живот. Единственный невредимый бессмысленно жмет на гашетки. Пулемет со свешивающейся лентой молчит.

Взбешенный Вальтер плечом отталкивает черноволосого пулеметчика. Плевая задержка — перекос патрона.

Не видит, не слышит ничего. Только пехота, бегущая навстречу по отлогому склону. Только дрожащее тело пулемета…

Возвращается опустошенный и безучастный.

— Алек, санитаров на высоту. Двое ранено…

Франкистский орудийный огонь прикрывает откат пехоты…

В траншее у ветхого мостика его ждал человек тоже в черной кожаной куртке, в беретике, не слишком вязавшемся с круглым крестьянским лицом.

— Колонель Малино.

«Колонель» изъяснялся по–французски на уровне Вальтера.

Присели под мостом на холодные камни.

— Чего уж, колонель, мучиться. Меня предупреждал Горев.

— Перво–наперво, — Малино, переходя на русский, вздохнул облегченно, — товарищ Горев велел передать: бригада с сегодняшнего дня подчиняется штабу Центрального фронта. Генералу Миахе неподвластна. Один начальник лучше двух. Правда, в штабе Центрального к нашему брату с оглядкой. И по части волокиты мастера.