Я, разумеется, с радостью согласился. Через некоторое время пришел приказ откомандировать меня на Высшие стрелково-тактические курсы «Выстрел». С этого момента кончилась моя «комиссарская» работа в армии.
Меня зачислили на старший, последний курс. Тогда, в двадцать шестом году, начальником «Выстрела» был Г. Д. Хаханьян. Преподавали на курсах отличные военные специалисты Н. М. Филатов, В. К. Головкин, В. И. Волков, В. И. Вострухов, П. И. Мишуточкин и другие.
Занятия были организованы очень продуманно, толково. Проводили их и в классах, и на местности. Однако дисциплины, порядка явно не хватало. Курсы не имели никакого транспорта. Если, например, объявлялось, что завтра в девять утра полевая учеба по тактике состоится в Химках, то на такие сборы слушатели отправлялись самостоятельно на извозчиках или по железной дороге. А у кого кончились деньги, то и пешочком. В Химки к девяти попадали далеко не все. С тех, кто опаздывал, не взыскивали: что спросишь с человека, который уже отмерил десятка полтора километров!
И все же, несмотря на неурядицы, учеба на курсах дала мне немало полезного, что удалось использовать в практической работе. Так, например, на новом месте службы я успешно опробовал один из стрелково-тактических приемов, которым нас обучали в «Выстреле». Было это в ту пору, когда я командовал батальоном в 95-й стрелковой дивизии, расквартированной в Балте, под Одессой. Во время проводившихся маневров мы в батальоне впервые осуществили пулеметные стрельбы через голову своих войск. За эту инициативу и отличную боевую подготовку подразделения присутствовавший на учениях командир нашего 6-го корпуса наградил меня серебряным портсигаром — такие подарки были тогда обычны в армии.
Потом я служил на разных командирских должностях. А в 1932 году поступил на заочный факультет Академии имени М. В. Фрунзе. В то время я уже работал на строительстве укрепленного района. Дело считалось важным и срочным, хлопот у меня хватало с излишком. Но оказалось, и при такой нагрузке можно учиться, если хочешь этого по-настоящему.
В январе тридцать четвертого года меня отозвали со строительства укрепрайона и назначили начальником хозяйственной части Главного автобронетанкового управления РККА. Однако работа в аппарате Наркомата обороны меня тяготила: тянуло в войска. Мою просьбу учли, и года через полтора меня перевели на должность интенданта 5-го механизированного корпуса.
Корпус входил в состав Московского военного округа. Это было отлично сколоченное и прекрасно обученное соединение. Командовал им Николай Васильевич Ракитин, в прошлом боевой комдив из кавалеристов.
На вооружении 5-го мехкорпуса были танки БТ, быстроходные, очень маневренные машины. Правда, это их ценное свойство достигалось за счет легкости броневой защиты: стальные листы были так тонки, что их пробивали даже осколки снарядов. К тому же БТ были очень не стойки к огню, так как на них стояли бензиновые моторы. Однако крупные танковые соединения даже с такой техникой, находившейся в умелых руках, представляли собой грозную силу.
К сожалению, танковые корпуса в 1939 году были расформированы. Танкисты, воевавшие в Испании, порекомендовали ликвидировать крупные соединения. В соответствии с этим сохранялись танковые полки и бригады; кроме того, создавались моторизованные дивизии. Однако начавшаяся в Европе вторая мировая война существенно изменила представление о роли и оперативном применении танковых войск. Проанализировав успешные операции крупных моторизованных сил гитлеровского вермахта против англо-французских армий, Центральный Комитет отменил прежнее, необоснованное распоряжение. Снова началось формирование механизированных корпусов: каждый корпус имел две танковые и одну моторизованную дивизии. Одновременно велось их перевооружение. Этот важный процесс не был завершен к моменту нападения на нашу страну фашистских агрессоров. Замечательных по качеству Т-34 в сорок первом году насчитывалось в войсках очень немного, а боеготовность танковых соединений была еще невысока.
Жизнь в 5-м мехкорпусе, где я служил, текла по обычным армейским законам мирного времени. Учились сами, учили военному делу бойцов. Никаких исключительных событий не происходило, но разного рода конфликты время от времени случались.
Даже на таком, казалось бы, тихом поприще, как хозяйственная работа, которой я занимался в качестве интенданта корпуса, и то возникали конфликты.
Командир наш, Николай Васильевич Ракитин, был по натуре человеком властным, строптивым, и вместе с тем у рядовых бойцов и вольнонаемных рабочих комкор пользовался репутацией добряка, щедрого на подарки. Вот из-за этой щедрости у нас с командиром корпуса не раз возникали острые споры.
Как-то вызывает меня Ракитин. Являюсь. У комкора в кабинете сидит мужчина в ватнике — прораб, ведающий строительством дорог в нашем гарнизоне.
— Смотри, Александр Иванович, — обращается ко мне Ракитин, — в каких рваных сапогах ходит прораб! На дворе осень, грязища, а он чуть ли не босой. Выпиши со склада сапоги.