Сколько нами пройдено...

Тяжелый танк «Рикардо» был вооружен 57-миллиметровой пушкой и пулеметом системы Гочкиса. На шоссе «Рикардо» мог развить скорость только до четырех километров в час. Другие, более легкие, бронированные машины имели соответственно полегче вооружение, зато передвигались они быстрее. По сравнению с современными танками эти машины кажутся черепахами. Однако тогда английские и французские танки, выпущенные в конце первой мировой войны, являлись шедевром боевой техники.

В двадцать первом году бригада располагалась в Лефортово, в так называемых Красных казармах. Главная наша задача заключалась в том, чтобы готовить для будущих бронетанковых частей Красной Армии водителей и заводных, пулеметчиков и артиллеристов. Командиров танков выпускала особая школа.

Экипаж тяжелого «Рикардо», называвшийся в то время командой, состоял из восьми человек: командира, водителя, заместителя водителя, двух заводных, двух артиллеристов и пулеметчика. Броня танка защищала только от пуль. Любой снаряд ее пробивал.

Своих специалистов-преподавателей мы тогда не имели. В качестве преподавателей были приглашены полковники старой армии Марганадзе, Голубков и Пешков, получившие техническую подготовку в Англии.

Комплектовались учебные танковые части из рабочих, главным образом из металлистов. Это были грамотные, смекалистые ребята, быстро осваивавшие трофейные машины и мечтавшие иметь свои, отечественные танки. Все мы мечтали о том же, но эта мечта претворилась в жизнь не так скоро, как того хотелось. Впереди были годы напряженного труда по созданию тяжелой индустрии. Стране предстояло построить заводы, научиться варить броневую сталь, вырастить своих инженеров и конструкторов, прежде чем на вооружение Красной Армии стали поступать первые образцы советских танков. Теперь всему миру известно, какой огромной мощью обладают наши механизированные войска. В Отечественной войне советские танковые армии нанесли сокрушительное поражение немецко-фашистским войскам и их хваленым бронетанковым силам, а наши танкисты в боях за Родину покрыли себя неувядаемой славой.

Начало же всему этому было положено в двадцатых годах. Хотя мы почти не имели тогда своих танков, желающих овладеть новой боевой техникой было хоть отбавляй. Выбирали, конечно, лучших, наиболее подготовленных. Многие курсанты приходили из кавалерии. Кстати сказать, бывшие рубаки очень быстро становились отличными водителями танков.

Так, не имея еще своей техники, мы приступили к подготовке кадров будущих советских механизированных войск.

АРМЕЙСКИЕ БУДНИ

В 84-й дивизии я работал комиссаром 250-го полка. Как раз тогда, после пленума РВС СССР в ноябре — декабре 1924 года было решено постепенно вводить в армии единоначалие. На первых порах оно осуществлялось в двух формах. В тех случаях, когда командир части или соединения был коммунистом, он являлся одновременно командиром и комиссаром. В остальных случаях при командире части или соединения сохранялся военный комиссар. Так было, например, и у нас в 250-м полку[2].

Командиром полка был у нас бывший прапорщик Пекутовский, человек прекрасный, честный, хорошо знавший военное дело, но излишне мягкий. Больше, чем строевые занятия или полковые учения, Пекутовского привлекала тихая канцелярская работа. Обычно он часами просиживал в штабе, что-то планировал, писал статьи в газету. Из-за этого пристрастия командира полка все прочие заботы ложились либо на меня, либо на его заместителя по строевой части.

Дело у нас ладилось, но выходило так, что трудно было понять, кто же фактически командует полком. В то время когда Пекутовский сидел в штабе, комиссар и заместитель командира полка проводили занятия в учебных классах, на плацу или в поле. Вместо того чтобы целиком сосредоточиться на работе по политическому воспитанию бойцов, я был вынужден выступать еще в роли командира-строевика. От этого страдали, конечно, мои непосредственные обязанности.

О таком странном положении в полку стало известно командиру 2-го Московского стрелкового корпуса Ивану Панфиловичу Белову.

Белов был замечательным военачальником и отлично проявил себя, командуя красноармейскими частями при подавлении белобандитского восстания в Фергане, описанного затем Д. Фурмановым в повести «Мятеж».

Это был небольшого роста, плотный, присадистый человек с выправкой спортсмена. Вспыльчивый по натуре, он быстро остывал, был строг, но никогда не обидел кого-либо зря.

Как-то, приехав в нашу часть, Белов, усмехаясь в рыжие усы, сказал мне и Пекутовскому:

— Хорошие вы оба мужики, как я погляжу. Дело знаете, работаете дружно, но кто все-таки у вас командир полка? Ты? — обратился он к Пекутовскому. — Или ты? — повернулся ко мне.

Нам, конечно, стало неловко. А комкор спокойно заключил:

— Непорядок это, комполка. Непорядок.

— Так точно, товарищ комкор, непорядок, — тихо соглашается Пекутовский. — Учту, товарищ комкор.

— А тебе, Шебунин, следует, мне кажется, подучиться. Хочешь учиться?