— Вы достойны высокого места и высоких почестей, леди, — Дойл еще раз поклонился и проводил леди Харроу взглядом, пока она не расположилась за столом слева, почти в конце.
Первый час прошел в поднятии кубков за здоровье короля и его победу, и только после того, как положенные речи были произнесены, Эйрих наклонился к Дойлу и шепнул:
— Кажется, ваши отношения стали еще теплее?
— Ты мог бы рассказать мне о том, как разбил Остеррад, а вместо этого спрашиваешь о ерунде? — хмыкнул Дойл. — Становишься похож на старую сводню, брат.
— Мне Остеррад хуже смерти надоел, — Эйрих нахмурился, и на миг маска веселости спала с его лица, — я тысячу раз проклял свое решение оставить тебя в столице. Если бы не твой Кэнт — я за него готов платить золотом по весу — моя победа была бы делом весьма сомнительным.
— В следующий раз я тебе дам Рикона, — ответил Дойл, — вот уж за кого можно золотом платить. А Кэнт много болтает.
— Он все твердил через слово: «А вот принц Торден сделал бы, а принц Торден сказал бы», — Эйрих ухмыльнулся, — я даже задумался, уж не влюблен ли в тебя бедняга.
Дойл расхохотался, а Эйрих только зафыркал, как опустившая нос в воду лошадь. Потом Дойл снова стал серьезным и сказал:
— Я подвел тебя.
Он писал Эйриху о ситуации с ведьмой, так что рассказывать о произошедшем вновь не было нужды. Но свою вину Дойл ощущал остро.
— Ты сделал все, что мог. Колдовство — ты сам говорил — слишком сильно. Не будем больше об этом, — Эйрих отвлекся на беседу с королевой и улыбки празднующим лордам, но вскоре снова наклонился к Дойлу и заметил:
— А про рыжеволосую леди ты так ничего и не сказал, только глаз с нее не сводишь.
— Я… — Дойл отвел глаза, — попросил ее стать моей женой.
— И она поспешила согласиться, если верить ее взглядам, — Эйрих хлопнул брата по плечу, — мое благословение с тобой. И, клянусь, я сам прослежу, чтобы свадьба была грандиозной. Гулять будет вся Стения.
— Этого-то я и боюсь, — себе под нос пробормотал Дойл, а Эйрих, одним глотком ополовинив кубок, поднялся со своего места, заставляя разом замолчать всех присутствующих, и объявил:
— Лорды и леди, сегодня мы празднуем не только победу над Остеррадом.
Дойл преодолел желание закрыть рукой лицо, потому что догадался, о чем сейчас будет говорить брат. Не стоило упоминать помолвку. Проклятье, почему он не сумел промолчать до завтрашнего утра, когда хмель выветрится из королевской головы? Дойл ругал себя за излишнюю откровенность, а Эйрих продолжил:
— Мы празднуем падение еще одного бастиона, рядом с которым крепости Остеррада — не прочнее оград на полях. Имя этому бастиону — сердце моего брата, протектора Стении, милорда Дойла, принца Тордена. Я прошу всех выпить за здоровье принца и его невесты, леди Харроу, урожденной Рейнс.
Повисла тишина. Неприятная, гнетущая. Милорды открыли было рты — но даже королевских приказ не мог заставить их изобразить искреннюю радость. Щеки леди Харроу вспыхнули, Дойл сжал зубы. А потом в тишине раздалось громогласное:
— Всевышний, храни принца Тордена и его невесту! — Кэнт поднялся во весь свой громадный рост и опрокинул в себя полный кубок. За ним неуверенно поднялся лорд-казначей, потом рыцари — и последними встали лорды совета, которых хватило только на придушенный шепот.
Эйрих осушил свой кубок и сел обратно: он не обратил внимания на неловкость ситуации, а Дойл искренне желал либо немедленно исчезнуть из зала, либо (что предпочтительней) встретиться с каждым из лордов-доброжелателей в красной камере и серьезно поговорить: например, об уважении к королю. Леди Харроу едва заметно улыбнулась — и Дойлу стало немного легче. Во всяком случае, она не таила зла на него.
Эйрих сдержал слово — собственно, он держал его всегда.
Уже на следующий день по городам были разосланы гонцы, которые должны были на площадях зачитывать сразу два королевских послания: о победе над Остеррадом и о браке Дойла. Также он вызвал для личного разговора леди Харроу — и даже шпионы Рикона не смогли узнать, о чем они вдвоем говорили больше часа. Но, зная Эйриха, Дойл не сомневался, что его невесте не было нанесено никаких оскорблений.