Сколько стоит мечта?

Он: — Ты просто поворачивай и все! Я дальше скажу, куда ехать.

И ведь будь кто-то другой на его месте, я бы даже ухом не повела, выбрав свой маршрут. Но ведь слушаюсь, еду, следуя его указаниям, пока он невозмутимо роется в моем бардачке.

Глупо отрицать, что мне нравилось такое очаровательное мальчишество. Я не видела какой-то угрозы для себя в его руководительских замашках, хотя, безусловно, они всегда присутствовали в наших отношениях.

Игра в одни ворота без какой-либо отдачи однозначно выматывает, и со временем начинаешь ощущать потребность в глотке свежего воздуха, чтобы восполнить эмоциональные потери. И, казалось бы, когда находишь такой источник, нужно, воспользовавшись этим, зарядиться, отдохнуть и идти дальше. Для меня таким источником новых эмоций были путешествия. Ничто так не стимулировало меня к постоянным разъездам, как его равнодушие. Но и в поездках, находясь вдалеке от него, мысли предательски стремились к образу ставшего уже близким человека. И любые расстояния стирались. Я делилась с ним всем, что со мной происходило, а он нравоучительно надо мной посмеивался.

Я: — Меня сегодня ограбили. Всегда считала, что в Дубае со мной такого уж точно не случится.

Он: — И что ты сделала?

Я: — Съездила в полицейский участок. Как-то же надо защищать свои права.

Он: — И что, ты в надежде, что их найдут?

Я: — Конечно, нет. Но лучше сделать что-нибудь, чем думать потом, что ничего не предприняла.

Он: — Успокоило тебя это?

Я: — Немного. А ты что бы сделал?

Он: — Ну, во — первых, сделал бы так, чтобы меня не ограбили, а если бы это и случилось, то подумал бы: какие молодцы, что смогли такое провернуть.

Я: — Может, еще догнал бы и расцеловал их за это?

Он: — Если бы мог догнать, тогда в полицейский участок точно не пришлось бы идти.

Я: — Ну, мне-то в платье и на каблуках не очень удобно бегать, хотя представляю, как повеселились бы прохожие.

Он: — Я бы тоже хотел на это посмотреть. Долго бы смеялся…

Но второй моей серьезной ошибкой было то, что, набираясь новых эмоций, со свежей головой и мыслями я снова чувствовала в себе достаточно энергии, чтобы повернуть ситуацию в нужное мне русло, тем самым наступала в очередной раз на те же грабли, вновь истощая себя до изнеможения и упадка сил. Мне никогда не хватало терпения, ведь, возможно, единственное, что нужно человеку, чтобы понять и по достоинству оценить другого человека, — это время. Нужно учиться ждать, ждать столько, сколько придется, возможно, целую жизнь, но только в этом случае можно добиться результата. Один человек как-то сказал мне:

— Если бы можно было сравнить тебя с автомобилем, то ты, несомненно, была бы спортивной гоночной моделью с сумасшедшими мощностями. Но при этом тебе в первую очередь было бы полезно научиться управлять своими скоростями и еще тормозами, чтобы не заносило на поворотах, тогда ты просто горы свернешь!

Я: — Спасибо, приму это как комплимент.

Ч: — Да не за что. И вообще-то, я тебя только что поругал.

Видимо, этим качествам мне предстоит еще учиться всю мою жизнь. Но мне безумно нравится, что каждый раз, как меня заносит на одном из таких поворотов, он не осуждает, а с легкостью меня подхватывает.

От этого в каждый свой новый поворот я вхожу с еще большей скоростью. Но в критический момент на одном из таких виражей он меня не поймал, он просто отвернулся. Ему просто так было легче. Мне нужна была поддержка, он же не видел необходимости затрачивать свои эмоции на то, чтобы тушить мои. И я больно уколола его незаслуженным обвинением.

Он: — Зачем такая грубая оценка? Что за обвинения?

Я: — Это на эмоциях. Может, мне просто нужна была поддержка, не ощутив которой, мне захотелось задеть тебя за живое…

Он: — Я тоже признаю и понимаю свои ошибки, я не знаю, что со мной происходит и почему все так получается. Я ждал чего-то подобного с твоей стороны, я это заслужил. Но не в такой форме.

Я: — Я так на самом деле и не думаю, но и я не ждала от тебя такой реакции — полного отстранения. Я ждала хоть какой-то поддержки.

Он: — Конечно, я поддержал бы, если имел бы к этому отношение.

Я: — Хорошо, извини, надеюсь, со временем сможешь хоть немного меня понять.

Он: — И ты извини. Все, ничего не было.

Это был тяжелый разговор. Так рухнула моя иллюзия о том, что я не одна. Оказалось, еще как одна. Я вылетела в кювет, и выбираться оттуда мне предстояло без чьей-либо помощи. К этому я привыкла, но обида все равно кольнула, хотя на этот раз уже где-то глубоко и глухо. И еще промелькнула мысль: «Смогла бы я так поступить? Нет… Я бы поддержала».

Извиняться нам обоим всегда было невыносимо тяжело, поэтому каждое «извини» было на вес золота и наполнено действительно глубоким, осознанным раскаянием и признанием собственной ошибки.

По — моему, нам легче было убить друг друга, чем извиниться. Мы просто не умели этого делать, поэтому всегда старались избегать таких моментов, сглаживая острые углы, если это было в наших силах.