Сколько стоит мечта?

Бывало, он звонил мне пьяным, а потом говорил, что даже не помнил этого или, что еще нелепее, что это был не он. Конечно, романтики в этом мало, но мне хочется думать, что в такие моменты ослабевали его безупречно патрулируемые границы чувств и эмоций и он готов был впустить меня на свою территорию, но это были лишь порывы.

Однажды в компании одного из его коллег мы разговорились за чаем и не заметили, как прошло время. Немного погодя он появился и всем своим видом продемонстрировал, что его совершенно не устраивает такое положение вещей. Усевшись рядом со мной, он претензионным тоном начал что-то выговаривать своему коллеге. У меня это скорее вызвало добрую усмешку, чем насторожило, и я попыталась как-то разрядить обстановку.

Я: — Мы просто пьем чай и разговариваем.

На что, не удосужившись сделать даже поворот головы в мою сторону, он презрительно фыркнул, после чего мне была брошена фраза:

— Пока два орла разговаривают, курица молчит!

Тот факт моей биографии, говорящий о том, что до этого за всю мою жизнь никто и никогда еще не называл меня курицей, заставил меня растеряться и выпасть из разговора. В голове крутилось огромное множество вариантов ответа на эту реплику, начиная с того, что «фазану не подобает так разговаривать с лебедем», заканчивая тем, что «в таком случае яйца курицу не учат». Но, как это обычно бывает, все хорошие и нужные мысли приходят позже. Так или иначе, я снова была в его руках и, словно под гипнозом, опять шла за ним. Безусловно, у нас были и положительные моменты.

Часто у меня сами собой возникали различные идеи о том, как удивить его и как выжать максимум эмоций из того, что между нами происходило. Собственно, ничего сверхъестественного выдумывать и не нужно было, нам достаточно было находиться в одном помещении, чтобы все вокруг искрило. Но стоило всего лишь приложить к этому немного желания и фантазии, и эмоции уже зашкаливали до такой степени, что мы могли утопить в них целый город, а может, и весь мир. Одной из таких идей в моей голове родился сюрприз в виде танца для моего единственного и самого важного зрителя. Поскольку одной из моих слабостей всегда было красивое и утонченное женское белье, выбор был сделан довольно быстро в пользу кружевного корсета, чулок, платья в тон и средней высоты каблуков. С музыкой тоже все сложилось само собой, и выбранная мной композиция Кристины Агилеры вполне соответствовала моему внутреннему состоянию на тот период времени. В общем, дело было за малым — представить все это на суд моего непредсказуемого в своих реакциях на мои выходки зрителя, который еще даже не подозревал какая «участь» ему уготована. Для того чтобы в корне убить зарождающееся волнение, я предварительно потренировалась на подружке, которая вынесла свой вердикт: «Если бы я была мужиком, я бы на тебя набросилась… И я даже в какой-то момент захотела им стать!» Примерно такая реакция мне и была нужна. Волнение окончательно ушло. Но, как только мой зритель уселся в свое кресло в первом ряду импровизированного зрительного зала, оно вернулось уже в стократном размере.

Никогда до этого я и представить не могла, что для одного-единственного человека мне будет так невероятно сложно танцевать. В тот момент мне казалось, что вокруг многотысячный стадион, мощнейшее светодиодное освещение и сотни камер, направленных на меня одну. Даже несмотря на то что я приглушила свет и мне не было четко видно выражение его лица, я ощущала каждой клеточкой своего тела его прожигающий до основания, жадный взгляд на себе. Напряжение между нами можно было сравнить по мощности с разрядом тока при ударе молнии. Иногда мне начинало казаться, что от всего этого невидимого электричества мои ноги вот-вот окончательно перестанут меня слушаться. Я боялась, что он начнет вдруг меня смешить, и я не смогу удержаться, но вместо этого он был неподвижен и предельно сосредоточен. Я даже на секунду задумалась: «А все ли с ним в порядке?» — как тут же ноги предательски заплелись и я чуть не оступилась. В общем, неважно, как все это выглядело со стороны, но эти яркие и незабываемые четыре минуты навсегда останутся в моей памяти светлым и волнительным воспоминанием.

Он очень часто приходил ко мне во снах, и я всегда была ему рада. Но даже когда пыталась прогнать его, он говорил: «Это же всего лишь сон. Что тебе, жалко?» — и я смягчалась, позволяя ему остаться.

Говорят, что сны — это наше подсознание, которое никогда не лжет и часто знает о нас самих больше, чем мы сами. И если мечты — это желания сознательные, то сны — бессознательные. И только во сне мы всегда можем отважиться на то, чего, возможно, никогда бы не сделали, и побывать там, где и не мечтали. Но бывают такие сны, когда осознаешь, что просто спишь, а бывают сны настолько глубокие и реалистичные, что, даже проснувшись, не сразу понимаешь, что это был всего лишь сон. В один из таких снов он пришел ко мне, чтобы подарить мне мою мечту, которая, возможно, когда— нибудь станет явью, а может, просто будет согревать меня как очередное приятное воспоминание о нем.