Сколько волка ни корми

— Я предлагаю… предлагаю лучшее у всех взять, но никого не щадить. Я предлагаю всем, кто хочет этого, кто хоть раз задумывался об этом, жизнь новую начать. Предлагаю я всё главенство, всё верховенство, все слова единственно верные по рождению только отбросить — и так сделать, чтобы не было в племени новом ни несчастных, ни безгласных. Я предлагаю пойти со мной тем, кто хочет жизнь свою ради себя прожить, а не в труде бесконечном во славу тех, кто и пальцем для нас не пошевелит. Предлагаю я каждому своё место, каждому своё слово, каждому свою, а не навязанную кем-то, судьбу. Предлагаю безопасность — и жизнь среди семей, а не в общей куче. Предлагаю молодым и старым, охотникам и кузнецам, тем, кто несправедливость только в сторону других видел — и тем, кто сам не раз с ней сталкивался. Пойдёмте. Пойдёмте со мной — и не пожалеете вы. Найдём мы угол свободный в лесу, свой дом, свои жилища в нём построим — и ни один человек к жилищам этим не подойдёт, потому что знать будет: если там на одного волка пойдёшь — десяток по твою душу придёт. Если одну стрелу ты в волка пустишь — сотня когтей в тело твоё вонзится. Если полюбишь ты хоть знахаря, хоть наследницу бывшую — не разлучит вас никто и никогда, не будут души ваши условностями глупыми скованы. Если…

— Я согласна! — внезапно Зима выкрикивает.

И дрогает её голос, и оглядываются на неё ошарашенно рядом с ней люты стоящие — и сжимается Зима мгновенно в комок испуганный, но на Врана глядит твёрдо, уверенно, и повторяет чуть тише:

— Я согласна.

— Согласен, — кивает и Самбор.

— Ну, мы-то всегда с тобой, Вран, согласны, — усмехается Горан.

— Да, Вран, мы-то всегда с тобой, — поддакивает ему Зоран.

— И я, — негромко Нерев говорит.

— Что?!

Доносится голос Верена снизу откуда-то — похоже, рядом со стариками, с Бушуем стоял. Шевелится толпа лютов, расступаясь: мчится Верен мимо них, едва с ног особо замешкавшихся не сбивая.

— Нерев, что за бред?! С чем ты согласен?! Он же сам не понимает, что…

— Он не понимает? А, может, это ты не понимаешь? Может, ты чего-то в низу своём не расслышал?

— Я всё расслышал! И тебя я никуда не…

— Ну, это не тебе решать!

— Согласна! — неожиданно сбоку лютица какая-то, Врану неизвестная, рявкает.

— Согласен!

— Согласен!

— Согласна!

Обступают Врана выкрики эти со всех сторон — слева и справа, перед ним и за ним. Шумит дождь согласиями этими, раскатами громовыми возражений перечёркиваясь: о чём вы говорите, с чем и с кем вы соглашаетесь, одумайтесь!

— Согласен, — вдруг произносят голосом юношеским прямо за спиной у Врана.

Кто-то из тех, кто на холме сейчас с ним находится, произносит.

Кто-то из сыновей лютиц верховных.

Разворачивается Вран на голос этот удивлённо — не успевает вспомнить, почему раньше разворачиваться не хотел.

Из-за Баи.

— Сядь, дурило безмозглое, — яростно Сивер шипит, юного люта из круга детей глав вниз за рубаху дёргая. — Сядь, кому говорю, не позорьс…

— Сам не позорься, Сивер! Не хочу я лекарем быть! Не хочу! Не заставит она меня! Не заставите! Не! Заставите!

Упрямо Сивер с лютом борется — упрямо лют «не заставите» своё разгорячённое повторяет. И смотрят на Врана все, на холме этом стоящие и сидящие, — и ненавидящим, разочарованным, горьким взглядом Сивер его прожигает, но до Сивера Врану дела нет.

А вот до Баи…

Сидит Бая по-прежнему в кругу друзей своих высокородных из других племён — не вскочила на ноги, не привстала даже. Таращатся на Врана лютицы молодые то испуганно, то с любопытством — и в глазах Искры за спиной у Баи такое же любопытство, столь для неё редкое, плещется.

Проходит Вран мимо Лесьяры, взглядом её не удостаивая, — и не мешает ему Лесьяра. Движется Вран медленно к кругу этому, к Бае, в середине его сидящей, — и размыкается круг, и сдвигаются в стороны молодые люты, и пытается взгляд Врана поймать тот, кто «Согласен!» своё выкрикнул, и мигом сам Сивер на ноги взлетает, Баю пытаясь собой заслонить — но говорит ему Бая просто:

— Нет.

— Бая, что значит…

— Нет, — повторяет Бая так же просто. Смотрит на него спокойно снизу вверх. — Сивер, погоди. Дай ему сказать.

— Что значит…

— То и значит. Тише.

— Тише, Сивер, — с внезапной мягкостью и Лесьяра повторяет. — Всё в порядке. Отойди. Сядь.

Пробегает отчаяние по лицу Сивера, вспышкой молнии озарённому, — но повинуется он матери. Видит Вран, как стискивает Сивер зубы, как напрягается всё тело его — однако он подчиняется, на землю опускаясь.

Подходит Вран к Бае. Близко-близко — по тонкой, свободной от лютов дорожке на земле грязной, дождём пропитанной. А Бая всё на земле этой так и сидит — словно не смущают её ни грязь, ни дождь, ни холод.

Ни Вран, такое на глазах её устроивший.

— Ну что, красавец, — спрашивает она с улыбкой лёгкой, голову на него подняв, — что ты сказать мне хочешь?

И тронута эта улыбка грустью едва уловимой — не знал бы Вран, как обычно Бая улыбается, ничего бы и не заметил.

Но Вран знает.

И всё же Бая улыбается. Не кричит на него, не огрызается, ни в чём не обвиняет. Как и обещала. Держит Бая своё слово. До сих пор держит. Вопреки всему.