Сколько волка ни корми

Деревня, городище, что бы это ни было, остаётся далеко позади. Остаются далеко позади люди, всё-таки высыпавшие из своих домов — далеко позади их сторожевые вышки, далеко позади их попытки броситься в погоню, прорваться через лес, догнать «ведьму» и «колдуна», забравших своего «жреца». Хозяин, видимо, всё-таки любит Баю, Хозяину, видимо, всё-таки приходится по душе её упрямство — в отличие от упрямства Врана. Метель не прекращается даже после того, как Бая уже никого и ни о чём не просит. Метель, вызванная ей ранней осенью среди одних только человеческих домов, внезапно накрывает и опушку леса, вставая там колючей, непроходимой, свирепой стеной, пропуская их — но не людей. Ломая все летящие в них стрелы. Сбивая всех бросающихся за ними мужчин с ног. Выбивая из их рук копья и топоры, заталкивая их гневные крики обратно в глотки — и на что они злятся, на что обижаются? Бая сдержала своё обещание — Бая не отняла у них ни одной жизни. Кроме, конечно, той жизни, за которую она когда-то взяла ответственность перед Хозяином. Возможно, Хозяину понравилось именно это. Хозяину всегда нравится, когда его дети выполняют свои обещания.

Сивер несёт Врана на руках — Сивер одного роста с Враном, но Вран худее его вдвое, и порой Бае, порой её то и дело теряющемуся среди темнеющих деревьев взгляду кажется, что Сивер несёт не мужчину своих лет, а восемнадцатилетнего мальчишку, вырванного из лап человеческой деревни. Да, «из лап человеческой деревни». Врану наверняка бы понравилось такое описание. Наверное, Вран бы и сам мог сказать что-то подобное.

Вран, Вран, Вран…

Рана в боку Врана продолжает лениво кровоточить, пачкая руки Сивера и окрашивая осенний воздух железным привкусом крови — но Сивер говорит Бае: «Ничего, выживет».

«Ничего, пусть поживёт ещё немного».

«Ничего, мне ещё нужно с ним поговорить. Ты успеваешь, Бая? Может, отдохнём? О, я поговорю с ним, я поговорю с ним обо всём, и пусть только попробует притвориться спящим — я выбью из него его лживый сон вместе с его погаными зубами. Ты слышишь меня, Вран Лес-пойми-откуда? Ты же у нас любишь говорить — вот и побеседуем. Я не позволю тебе сбежать в вечный лес, нет, Вран, я не пущу тебя к твоим застрявшим на его границе дружкам. Тебя нельзя подпускать к ним и на ширину реки — если они увидят тебя сейчас, для них всё точно будет потеряно, а мне ещё утешать их родителей и братьев. Или, может, ты сам с ними поговоришь? Может, мне стоит попросить навестить тебя Верена? Хотя нет — тогда нам придётся делить твои зубы, а этим я не готов пожертвовать…»

Если бы Сивер лишал зубов всех, кому угрожал, на Белых болотах не осталось бы ни одного волка, способного прожевать кусок мяса. Кроме Баи. И, возможно, Искры? Нет, кажется, однажды Сивер грозил подобным и ей, когда она неудачно огрызнулась на Баю в его присутствии…

Они добираются до Белых болот, когда ночь опускается уже окончательно. Бая впервые в жизни чуть не проваливается в топь, оступившись, и только чутко ловящий каждое её движение Сивер спасает её от этой участи; Бая не соображает уже ничего, и единственное, о чём она думает в этот миг, — забавно. Какое необычное ощущение. Неожиданность и лёгкий испуг. Неужели Вран испытывал нечто подобное каждый раз, когда шагал по Белым болотам?

Бая замечает, что у холма нет Веша. Бая замечает голову местного водяного, торчащую из трясины, — и то, как он в сердцах сплёвывает на землю, завидев Врана.

— Ну кудай-то ты его, милая? — вопрошает у Баи водяной. — А ты кудай-то его, Сива? Ну чего же ты её слушаешь? Ну ты зачем грязь эту полудохлую домой к себе тащишь, вору этому поганому снова разум её красть позволяешь?

— Уже давно он его украл, дедуля, — сквозь зубы отвечает ему тяжело дышащий Сивер. — Ты давай, со своими ворами разбирайся, а этим я сам займусь.

— А нету у меня воров, — гордо заявляет водяной. — Никогда не было — и этого бы к себе не пустил! И вы его не пускайте. Бая, Баюшка, Баечка — ну чего же ты? Ну что бы мать твоя сказала?

— Ох, не знаю, дедуля, — говорит Бая, едва шевеля языком. — Может, похвалила бы?

— Похвалила?..

Волк и волчица, стоящие на холме, таращатся на Баю круглыми-круглыми глазами. Забывают даже выпрямить спины, почтительно склонить головы — ну и ладно, думает Бая, но Сивер тут же сердито напоминает им, что они неотёсанные невежи, в самых несдержанных выражениях, и на губах Баи появляется новая улыбка.

А за границей Баю ждёт новая неожиданность.

Веш. Сидящий на камне круга для собраний Веш, а рядом с ним — Искра.

— Совсем сдурела? — шипит Сивер, наверное, на всё болото. — Что он здесь делает? Искра, ты его сюда…

Искра поворачивает голову в их сторону.

Искра вскидывает брови, пренебрежительно пробегая взглядом по Врану. Задерживается глазами на его пропоротом боку — но без особого любопытства.

— Фу, — перебивает она Сивера на полуслове. — А что он здесь делает? Лесьяра изгнала его.

— Сивер, иди к себе, — быстро говорит Бая: глаза Сивера сужаются очень, очень нехорошо. И смотрит Сивер не на Искру — на Веша. — Иди, Сивер. Я сказала тебе идти. Позаботься о нём.