Сколько волка ни корми

Говорит всё это Вран, плавно говорит, как умеет, одно слово в другое перетекает, — а сам легонько Баю за плечи в сторону леса подталкивать начинает. Как Зиму — да не так немного. Зимины-то плечи Вран спокойно сжимал, уверенно, уже пинка ей под зад был дать готов, так спровадить её хотелось — а Баю он бережно держит, осторожно, словно драгоценность она какая. Впрочем, почему «словно»? Драгоценность она и есть — сколько в своей деревне девок Вран повидал, сколько лютиц здесь юных встретил, а с Баей ни одна из них и близко даже не стояла. Чудо это какое-то, что вообще такие девушки на свет появляются — не должна безупречность подобная невозмутимо так по свету белому ходить да ночью своей улыбкой лес тёмный озарять, невозможно это, чтобы улыбка эта к Врану обращена была, — но происходит это всё-таки, раз за разом происходит.

— Как много вопросов у тебя, — тянет Бая, не слишком-то его подталкиваниям поддаваясь. — Один другого краше — и о Лесьяре тебе расскажи, и на зануд из племени пожалуйся. Чего ты хочешь-то, Вран из Сухолесья?

Вран делает к ней шаг, ожидая, что отшагнёт Бая в нужную ему сторону — но нет.

Остаётся Бая на месте, лопатки её к груди Врана прижимаются, волосы её мягкие, душистые щеки его касаются. Смотрит она в глаза ему, голову выгнув — и нельзя в глазах этих тёмных не потеряться.

«Тебя хочу», — чуть не отвечает Вран.

Но вслух говорит лишь:

— Справедливости, Бая. Только справедливости.

— Справедливость — это хорошо, — говорит Бая.

И снова сердце у Врана бьётся так, словно с рассвета без остановки он по лесу этому бегал.

* * *

— И как же пройдём мы тут?

— Тише, тише. Не будут они здесь долго ошиваться. Скоро по избам разойдутся. Я знаю.

— Откуда?

Косится Вран на Баю — с таким простодушным любопытством она на него смотрит, что сразу Вран ей не верит. Не может Бая не догадываться, что Вран почти каждый день в деревню свою тайком пролезает. Не может Бая искренне его умельцем считать небывалым, за счёт даров леса только выживающим.

— После кражи шкур они взбаламутились — решили, как пить дать, что нечистка какая всё из домов повытаскивала, — уклончиво отвечает Вран. — Ходят тут, бродят… за порядком следить пытаются. Только знаю я их порядок — хорошо, если хоть один человек на ногах к ночи останется, а не спать потащится.

— Очень это всё, конечно, любопытно, — говорит Бая. — Но мы что, до расхода их всех ждать будем? Нет, я так не могу. Мне уже к матери пора.

Да, Вран понимает.

Вран сужает глаза, в очертания людей, возле деревни бродящих, внимательно вглядываясь. Кто-то аж до опушки со светочами своими проклятыми дошёл, кто-то по полю рыщет, но большинство, конечно, у ограды собралось. Взбудоражил их всех Вран пропажей шкур — уже третий месяц ходят и ходят, светят и светят. Между деревьями от них спрятаться, конечно, несложно, а вот дальше сейчас пробраться затруднительно. Сам-то Вран уже наловчился: зимой ближе к рассвету в деревню бегал, когда все спали уже, в следы чужие на снегу наступая, а как снег оттаял, и эта заморочка вместе с ним исчезла — да вот только права Бая, нет у них времени до рассвета здесь оставаться. И так Вран сомневается, что Баю за отсутствие столь долгое по голове погладят.

— Ну хорошо, — говорит он. — Хорошо. Сейчас всё будет. Только помощь мне твоя нужна.

— Помощь? — вздёргивает брови Бая.

— Да, небольшая. Повой, пожалуйста.

— Что?..

Смотрит на него Бая, как на помешавшегося, — не сильно, чуть-чуть совсем.

— Нужно мне, чтобы ты повыла немного, — повторяет Вран, мягко её за локоть за соседнее дерево отводя: прямо в их сторону двое деревенских идут, надо сместиться слегка. — Ты ведь умеешь, правда? Ничего в этом сложного для тебя не должно быть.

— И как мой вой им уснуть поможет?

— Никак, красавица, — отвечает Вран, остальных деревенских подсчитывая: по полю пяток бродит, у частокола, наверное, с дюжину, насколько Вран разглядеть может. — Не спать мы их будем укладывать, а из кроватей поднимать.

— И в чём же тогда…

Да, точно дюжина — место Вран хорошее занял, со всех сторон частокол виден, и удачно всё именно сейчас складывается: выходят мужики заскучавшие к другим, под сторожкой караулящим, задняя часть забора безлюдной остаётся — хоть и знает Вран, что там, около щели его любимой, ещё парочка наверняка стоит. Но щель эта — прошлый век, и другие входы-выходы, от чужих глаз скрытые, Врану здесь известны.

— Так что, не будешь выть? — перебивает он Баю нетерпеливо.

Бая молчит немного.

— Пока подробно не объяснишь, зачем — не буду.

Нет, «подробно» — это сейчас точно не ко Врану.

— Ну ладно, — говорит Вран.

Прикладывает руки ко рту, мысленно к волку взывая, чтобы совсем уж позорной эта попытка не оказалась — и сам вой из горла исторгает громкий, протяжный.

Округляются глаза Баи.

— Вран, ты что…

Замирают все мужики как один. И на опушке, и в поле, и у частокола даже. Значит, неплохо вышло.

Значит, надо повторить.

И Вран повторяет — уже смелее, старательнее, никакими страхами не скованный.