Скользкая дорога

— Латиоид? Откуда? — растерянно пробормотал я, сам удивившись этому вопросу. Можно подумать, ответ на него сейчас имел бы какой-то смысл.

Я подбежал к сыну, инстинктивно протянул к нему руки, не зная, как помочь. У меня началась паника. Сколько времени обычно проходит, прежде чем он начинает действовать? Вроде около 15 минут? А когда я пил воду? А Анри? Сколько прошло времени? Минут пять? Семь? Может, вызвать рвоту?

— Где антидот? — я тряс жену за плечи. Она рыдала. — Есть антидот?

— Я не знаю, что это такое, — доносились ее всхлипы.

Усилием воли я собрал мысли воедино. «Антидот… Его действующий компонент — кровь. Кровь! Надо дать Анри! Нет, сначала себе, иначе я бессмысленно умру на глазах у сына». Я схватил со стола первый попавшийся предмет — вилку. Метнулся в поисках ножа — вот он! Я начал рассекать себе запястье. Никак — просто царапины. Тогда я стал изо всех сил лупить себе по коже лезвием. Бесполезно. «Да что это такое?»

Мой взгляд упал на висящий у холодильника кухонный тесак. Я схватил его и рубанул по запястью. Боли не было, но хлынула кровь. Я поднес руку ко рту и стал жадно пить. Кровь хлестала ручьем. У меня закружилась голова и стало тошнить. «Наверное, хватит пить. Анри! Надо…»

И тут меня вырвало красной массой, потом еще раз. Я подполз к стулу, на котором сидел напуганный Анри. Поднявшись на ноги, я поднес раненую руку к его лицу, и мальчик заплакал. Мне пришлось вставить ложку ему в рот ребром. «Малыш, тихо… Тихо, тихо! Тс-с-с! Пей. Умоляю, пей». Анри орал, моя кровь пузырилась у него во рту, он ей захлебывался, но на секунду плач прекратился — природные рефлексы помогли ему сделать глоток. Потом еще один.

Линда! Любимая, что же ты наделала! Зачем?

Она лежала на полу без движений, но еще дышала. Я подполз к ней, выкарабкиваясь из той волны усталости и дикого желания спать, которая уносила меня в бессознательную даль. Линда…

Я очнулся в палате медицинского лаунжа. Рядом со мной находились врач и Кристиан.

— Анри жив? — хрипло спросил я.

— Да, — Кристиан кивнул.

— А Линда?

Брат отрицательно покачал головой.

— Нет? Нет? Не жива? — неестественно высоким голосом спросил я.

— Винсент, мне очень жаль.

— Я не успел? Я не успел… — растерянно прошептал я.

— Ты выбрал, Анри. Винсент, брат, ты спас себя и сына. Это гораздо больше, чем можно было сделать. Когда я пришел к вам, то сначала подумал, что это разбойное нападение — вы с Линдой лежите на полу в луже крови, а в стульчике сидит мой племянник с окровавленным лицом и издает какой-то животный рык. Первым делом я перевязал тебе руку своим галстуком и вызвал спецслужбы. Только потом заметил, что Линда лежит, прижав руки к шее. Тогда все и понял. Ты спас Анри.

— А ты спас меня. В который раз.

После проведенной проверки полиция сдала материалы дела в архив в связи со смертью подозреваемой.

Сейчас, спустя годы, я не представляю своей жизни без сына. И, если честно, не представляю, как он может вырасти. Семилетний Анри предсказуем, как и все дети одного года от роду. Но он каждый день разный. Я не ощущаю этой цикличности, на которую он обречен. Осознаю ее, но не чувствую.

Ваша собака или кошка тоже никогда не пойдет в университет, но от этого вы не любите ее меньше, и она не кажется вам скучной. Не подумайте, что я сравниваю сына с собакой, но это первая аналогия, которая пришла мне в голову.

Через несколько месяцев после выписки со мной связались члены Палаты на предмет судейства. Вот, видимо, и все».

— Вижу шрам на вашей руке, — Лукас кивнул на запястье Перре.

— Да, я решил его не убирать. Пусть остается. Этот шрам, я думаю, как раз и является для меня символом ценности жизни.

— Господин Перре, — сказал Тоцци, — с Тимом Кравицем вас что-то связывало?

— Меня — нет. Мой брат, Кристиан, неплохо его знал, но лично мое общение с Кравицем ограничивалось собраниями Палаты, на которых назначались высокие судьи.

— Ваш брат в какой-либо форме контактировал с вами в связи с апелляцией казненного?

— Нет, мы с братом вообще этой темы никогда не касались. Да мне и не думается, что там у них была какая-то дружба или еще что-то, выходящее за рамки бизнеса. Просто знакомы были, не более того.

— У вас были основания желать ему смерти или оправдания?

— Никаких. Во время заседания в Квадрате я был совершенно к нему беспристрастен, если вы об этом.

— Об этом, да, — сказал Тоцци. — Что ж, на этом, пожалуй, все.

— И что дальше? У вас есть какие-то соображения? Я же вроде как последний из судей…

— Господин Перре, мы должны будем изучить ваши показания. Простите… Не показания, конечно, а ваш рассказ, я имел в виду. И только после того, как мы его проанализируем и оценим в совокупности с информацией, полученной от предыдущих высоких судей, сделаем соответствующие выводы.

— Я даже немного волнуюсь, — поежился Винсент.

— В этом нет никакой нужды.

— Так что, я могу идти?

— Разумеется. Вы же находились здесь добровольно. И я выражаю вам благодарность за визит.

Глава 16

— Лукас! Ты шутишь? — ошарашенно смотрела на него Сабрина.

— Ты же знаешь, что нет, — улыбаясь, ответил парень.