Скользкая рыба детства

– Материал полностью наш, перемычки. Примерно – тыща шессот, тыща семьсот выйдет за единицу, – отвечает юноша.

– А как долго вы это делаете? – интересуется мать. – За неделю управитесь?

– Заготовки есть, – рукой махнул в сторону сарая, – тока фотографии могут задержать слегка. Мы фотки набиваем, а клеёные заказываем. Им неделя нужна. Как минимум.

– Может, старые отбить фотографии? И переклеить, – предлагает мать.

– Если найдём, – говорит отец, – сто лет не бывали, сто первый пошёл, что там? Реально.

– Вы с далека? – интересуется юноша.

– С Севера. Дедушку репрессировали в тридцать седьмом, старший сын бабушки, дядя Сергей, пропал без вести где-то под Оршей. В сорок третьем. Наступление было большое. На кладбище фактически одна бабушка похоронена. Вот она перед смертью попросила рядом поставить памятник мужу и старшему сыну, – говорит мать.

– Получается – отец, мать и сын. Общая память. Одна семья.

– Как мы, – хмыкает сын.

– Типун тебе! – одёргивает мать.

– Чё ты объясняешь чужому человеку! – останавливает её отец.

– А как же! Надо объяснить! – возражает ему сын. – Мы тут уже стока лет не были. В деревне-то осталось две-три бабушки. Доживают. Может, их и нет уже?

– Вот как сразу хотели, по первому варианту – будет лучше и быстрее, – говорит юноша.

– Один общий памятник нам нужен на двоих, один раздельно и общую плиту, – говорит отец. – Бабушкино фото переклеим, а на мужчин сделаем табличку общую. Фотографии-то дома остались. Забыли впопыхах. Надо попытаться отклеить старые. А у вас – электрическая набивка?

– Есть и компьютерная. Так столько же и будет. Только под эту пойдёт одна узенькая, а под эту – широкая.

– Там места-то хватает. Тёща, наверное, думала – для себя. Жила тут, в деревне, пока силы были. Потом собралась и к нам переехала. Я её перевёз. Прицеп на фаркоп, сложил вещички и вперёд! – говорит отец.

– Великое переселение душ и людей, – обмолвливается мать.

В соседнем дворе неожиданно громко кукарекает петух.

Коротко помолчали.

– Ну, всё, решили! – подытоживает мать.

– У меня пятьсот гривен с собой. Заедем, ещё снимем в банкомате, – говорит отец.

– Аванс оставим. Остальное отдадим потом. Посчитаемся под конец, – говорит мать.

Идут в дом.

Кухня полупустая, большая, светлая, в стороне газовая плита, на полу картон упаковки. У окна колченогий стол, на нём компьютер. Пахнет краской и лаком.

– Может, по дороге в хозмаге какую плитку насмотрим? – предлагает сын.

– А тут она почём? – интересуется отец.

– Двенадцать гривен штука.

– Тридцать на двадцать? – спрашивает мать.

– Бордюрами ещё облаживают вокруг. Двадцать гривен штука, с укладкой жеш, – предлагает юноша.

– Нам надо шестнадцать штук на один памятник. Умножим на двенадцать… – подсчитывает сын.

– Сто шейсят и тридцать два… почти двести гривен! – прикидывает отец. – Давайте я сделаю предоплату, чтоб вы начали уже работу. Какую-нибудь квитанцию нам дадите?

– Та шо там, оставите сто гривен. Достаточно. Я вам телефон дам. Адрес потом уточним.

– Хорошо. Фамилию запишите. И для таблички запишите данные. Какой-то документ нужен? От нас, – говорит сын.

– Та не трэбуется.

– Первая буква «П», а не «В». Так, теперь верно. – Мать отдаёт деньги и рукописный листок юноше.

Тот читает:

– Адрес – деревня Степняки, улица Ленина, 13.

– Центральная улица, она там одна. Да – магазин, вперёд немного и слева. Баба Тося живёт напротив. Мы у неё остановимся. Ваш телефон запишем и созвонимся, – предлагает мать.

– Найдём. Мы уже ездили туда не раз. Работы много. Знакомые места. Мы землицу разровняем, спланируем участок, установим.

– Хотелось бы до отъезда всё успеть, – говорит сын.

– Мы с семи утра трудимся. Заканчиваем как когда, пока люди идут.

– Мне нравится такой подход! – хвалит отец. Руки загорелые, мускулистые, вертит в заскорузлых пальцах визитку, читает:

– Максим Геннадьич – это ты, штоли?

– Да.

– Максим с улицы Максима Горького! Очень приятно, будем на вас ориентироваться.

Идут к машине. Щенок увязался следом.

– Шварц! А ну-ка иди, дом сторожи! Шварценеггер! – отгоняет отец. – Иди, иди! Место!

– От, тямтя-лямтя! Привязался, не отогнать! – смеётся мать.

Садятся в машину, выезжают на трассу.

– Надо бы мне зайти в интернет-банк. Глянуть, чё там творится на счёте. Он у меня мультивалютный, хоть в рупиях, хоть в тугриках, как скажешь, – озабоченно говорит сын.

– Четыре тыщи рублей на два. Примерно, – отвечает мать.

– Мать, ты с куркуляцией этой, на гривны, на рубли и обратно – завязывай, пока крыша не отъехала напрочь.

– Ты как с матерью разговариваешь! Так чё у нас с дебетом-кредитом? – спрашивает отец.

– Один бабушке и двойной деду и дяде Сергею. – Говорит мать.

– Братский обелиск! Символический, – говорит сын. – Вечером нарисуем, покумекаем. – Молчит, потом добавляет:

– Надо жидкость не забыть. «Торнадо». Убивает живое, растительность всю вокруг. Густой раствор, покруче атомной бомбы! Могилки будут чистые – надолго. А вот и хозмаг.

Выходят из машины. Сын задерживается на крыльце.

Магазин пуст. Остро пахнет стиральным порошком и старыми галошами. Продавец, толстая, полусонная женщина, неряшливо одета и небрежно причёсана.