Скользкий

Оставив позади заросшие кривыми елками гранитные склоны, обоз выехал на заболоченную низину. Недавний паводок размыл метров семьдесят дороги, и теперь лошади месили подсохшую на солнце грязь. По обеим обочинам были навалены мешки с песком, и, если слева от дороги вода уже сошла, то справа высокая трава едва торчала из мутной лужи.

— Едет кто-то, — приложил ладонь ко лбу Михаил Григорьевич.

Его сын нехотя сел на мешках и положил на колени вытащенную из-под рубахи двустволку.

— Охотники едут, отбой, — проскакал в хвост обоза конный охранник. Серега зевнул, но ружье убирать не стал.

Оно и правильно: хоть место для засады неудачное — укрыться негде, — но дорога уж больно близко к заводи подходит. Мало ли кто вынырнет. С ружьем спокойней.

Едва разминувшись с нашей телегой, мимо проехала бричка с двумя загоревшими до черноты охотниками. И когда только успели так поджариться? Не специально же на солнце вялились. Вон, сейчас камуфляжные панамы как надвинуты — лиц почти не разглядеть. Правду, видно, говорят: летом солнышко у нас дюже активное.

— Чего настреляли? — окликнули их с ехавшей за нами телеги.

— Синьков дюжину и сугробников трех. — Один из охотников похлопал по расстеленным позади шкурам с серовато-стальным мехом.

— Сугробников? Где нашли? — заинтересовался шкурами дородный купец.

— В берлоге тепленькими взяли.

— Сколько за шкуры хотите?

— По полторы сотни за каждую.

— Сколько?! — Одним словом купец прекрасно смог выразить свое недоумение изрядно завышенной ценой.

— Шкуры не порченые, в глаз били, — невозмутимо объяснил намотавший на руку вожжи охотник.

Купец, крякнув, спрыгнул в дорожную грязь, подошел к бричке и начал мять в руках шкуры. Мягкий и несвалявшийся по летнему времени мех серебром заструился в солнечных лучах. Это за выделку зимней шкуры мало какой умелец возьмется, а летом у сугробников мех шикарный. Только не найти их летом, лишь одиночки и остаются летовать. Стаи на север уходят.

— Какие-то шкуры у вас потертые, — вслух засомневался купец. — Больше девяноста не дам.

— Эта, может, и потертая, — не стал спорить охотник. — Самка потому что. Остальные нормальные. Если все возьмете — тридцатку скину.

— Ха! Три шкуры — это уже опт. Триста сорок пять за все.

— Не смешите мою лошадь! — возмутился показывавший купцу шкуры охотник и сдвинул панаму на затылок. — Скупщик в Форте без разговоров четыре сотни отвалит.

— До Форта еще ехать и ехать. А мои денежки — вот они.

— Бать, а бать, — почесал короткостриженый затылок Серега. — Приценись к синькам.

— Зачем еще?

— В том месяце Лигу на Базу пустили. Им продадим, бабы ж цены деньгам не знают.

— Нужны они им, — засомневался Михаил Григорьевич. — Да и стухнут…

— Не стухнут — зажарим и съедим, — загорелся Серега. — А бабам перья впарим. Мне Борька Ефимов — это тот, который с братками тусуется, — рассказывал, что на оперенье стрел лучше всего перья синьков подходят. О! Сестры не возьмут, через Борьку браткам сдадим.

— Я тебе сколько раз говорил: держись от этого поганца подальше! — не на шутку разозлился на сына Михаил Григорьевич. — Заметут его, и всех дружков в лагерь за собой потянет.

— Да ладно, бать, не маленький. Смотри — Прохор шкуры сторговал уже. Иди быстрее.

— Вот привязался, почище репейника, — вздохнул возница. — Сам сходи, раз не маленький.

— Ну, бать… ты ж торгуешься лучше.

— Черт с тобой. Схожу, — махнул рукой Михаил Григорьевич, спрыгнул с телеги и зашагал по грязи к бричке.

Хм… Не думаю, что синьков удастся задешево сторговать. Не тот товар. В этих птицах, размером чуть меньше глухаря, и ценились-то прежде всего именно перья, которые при снаряжении стрел использовали только после наложения специальных чар. И эти чары со временем нисколько не слабели.

— Ну что? — спросил Серега у возвратившегося с пустыми руками отца. — Цену заломили?

— Гимназистам на заказ стреляли, — пробурчал Михаил Григорьевич и хмуро осмотрел заляпанные грязью сапоги. — Те уже сами их браткам продадут и без нас обойдутся.

Серега счел за благо промолчать.

— У вас в селе братьев много? — Обоз вновь начал движение, и я ухватился за доски борта.

— В селе нету. И на Базе в начале года вербовочный пункт закрыли. А то наплетут молодым дурням сказок, а те и рады вербоваться. — Михаил Григорьевич передал вожжи сыну. — И не смей больше с Ефимовым якшаться! Возьмут особисты на карандаш — наплачешься.

— Наплетут сказок, — передразнил отца Серега. — Нешто лучше в нашей дыре всю жизнь зад морозить?

— Ох, как мы заговорили! Ну, иди в Братство запишись, коль зад морозить не хочешь. У них там прям Африка!

— Не-е-е. Я в Северореченск двинуть думаю.

— И за что Господь наказал меня сыном-идиотом? За какие грехи такие смертные? — закатил глаза Михаил Григорьевич. — Медом тебе там намазано?

— Медом! Сам же видел — там уже больше месяца тепло стоит. И в сентябре не каждый год снег выпадает, — запальчиво привел, видимо, давно обдумываемые аргументы Серега. — А у нас что? Снег только две недели как сошел.