Скопец, сын Неба

-Нет, я тебе не верю. Не может все кончится так. Должны произойти великие события. Мессия не может так просто умереть.

-Ты думаешь, Иисусу умереть так просто? Конечно, это ведь не твоя жизнь.

-Не придирайся к словам. Я готов умереть, если он велит.

-Он никогда не велит тебе этого. Ты должен сам принять смерть.

-Важна жизнь Мессии, а не его смерть.

-Кто тебе сказал, что он - Мессия?

-Как кто? Мы все это знаем.

-Я от него этого не слышал.

-Все слышали.

-Нет, Петр! - твердо повторяет Иуда.- Я ведь записываю. Он говорил многое: что он больше пророка, древнее Моисея, мудрее Соломона, что в нем Святой Дух, что он вошел в Царство Небесное. Но он не называл себя Мессией.

-Кто же он, если в нем все это есть?

-Сын Неба!

-А что это значит?

-Что он освободился от земли, в которую врос человек. Еще глубже врастают в землю только мертвецы. Человек - полумертвец. Сын Неба - воскресший.

-Хватит, я не хочу тебя больше слушать. Хоть сатаной он и назвал меня, но в тебе точно дьявол. Я ухожу! - Петр решительно поднимается и уходит прочь. Иуда невозмутимо смотрит ему вслед.

Марфа у печи ласково улыбается рыбаку, но любовный жар из него выветрился. За столом сидят Иоанн с Матфеем. Юноша, бросившись жаловаться Иисусу, нашел его за воротами на камне с Марией. Учитель в чем-то утешал девушку. Иоанн не посмел вмешиваться в их разговор, да и горячность его прошла. Он ведь понимал, что Иуда не стал бы так глупо лгать: он действительно ведет свои записи с ведома Иисуса. Но почему учитель позволил это мрачному калеке? Иоанн поделился своими сомнениями с Матфеем. Мытарь пришел в восторг.

-Я и сам подумывал вести записи, но не посмел. Лучше бы, конечно, если бы учитель написал книгу сам. Но раз он выбрал Иуду, значит, у него были на то причины. А может быть, все дело в том, что у Иуды достаточно мужества взять это на себя. А у меня такого мужества не нашлось.

-Так ты знал, что Иуда пишет об учителе?

-Не знал. Но догадывался.

-И тебе это нравится? - возмутился юноша.

-Друг мой, - мирно отвечал мытарь, - Иуда старше нас всех и больше всех повидал в жизни. Иисус его благословил на эти мемуары. Кто я, чтобы судить об этом?

С возвращением Петра разговор возобновляется.

-Ну что? - жадно спрашивает Иоанн.

Петр очень расстроен.

-Да ну его! Какой-то сын смерти! Только о ней и говорит. В Иуду дьявол вселился.

Юноша впитывает эти слова, как губка воду.

-Так и есть! - соглашается он. - Учитель говорил, что среди нас дьявол.

-Да перестаньте вы! - пытается урезонить их Матфей. - Учитель говорил о дьяволе иносказательно. Наше невежество, наше малодушие, наше себялюбие, - вот где дьявол.

-Ты что, заодно с Иудой? - враждебно спрашивает Иоанн.

Из этого милого мальчика уже вылезает партийный фанатик, который готов искать врагов своей веры еще при живом основоположнике. Недаром учитель сказал, что мытарь ни холоден, ни горяч. Иоанн и Петр смотрят на него выжидательно. Неудивительно, что в своем Евангелии Петр упомянет Матфея лишь мельком. А Иоанн вовсе забудет мытаря, будто того и не было возле Иисуса. Не напиши Матфей собственное Евангелие, никто бы не помнил о нем.

-Я за правду, - робеет Матфей.

-За какую правду? У Иуды своя правда.

-Наверное, так, - пожимает он плечами. - Надо почитать.

-Он не дает, - угрюмо говорит Петр. - Говорит, пишет для себя.

-Возможно, он не хочет показывать ее раньше времени. Авторы не любят показывать другим незаконченные сочинения, - со знанием дела заявляет мытарь. - Но когда он напишет до конца, я уверен, мы все его прочитаем. Такие книги не скрывают от мира.

-А если там не все правильно? - рыбака беспокоит общественная мораль.

-А кто может судить об этом? - вопрошает Матфей. - Я? Ты?

-Учитель.

-Но учитель не хочет судить.

-Тогда все мы, его ученики, должны решить это между собою и вынести общую правду.

Матфею не нравится этот коллективный разум. Что-то подсказывает ему, что для этого он должен будет поглупеть до некой среднестатистической величины. Ему совсем не хочется строиться в ряд. Скорость каравана определяется самым медленным верблюдом, а коллективная истина - самым глупым членом.

-Я думаю, - осторожно говорит он, - Иуда не станет выдумывать и клеветать. Другое дело, что люди понимают правду по-разному. Это будет правда от Иуды. Каждый из нас может написать свою версию. Пусть будет правда от Иоанна. Правда от Петра. Правда от Матфея.

-Нет! - возражает юный цензор.- Правда должна быть одна. В сомнениях можно потерять последнее. Миру нужна одна правда.

-Друг мой, - пытается быть миролюбивым мытарь, - ты ведь берешься решать за мир. Пусть мир сам решает.

-Как ты не понимаешь, Матфей! - вскрикивает Иоанн так, что Марфа у плиты обеспокоенно оглядывается на них, и, понизив голос, он добавляет:

-Дьяволу именно это и нужно! Вот он и надоумил Иуду.

Матфей вспоминает ночь под Изреелем, где он сам осудил себя за трусость. В конце концов, он тоже ученик Иисуса, который всегда учил их мужеству. И он становится на короткое время невероятно храбр.

-Дьявол хочет запутать мир? Зачем?

-Чтобы погубить его.