Скопец, сын Неба

В этот раз Зеведей почти не покидал дома, если не считать походов к купальне и официального визита к первосвященнику Анне, второму лицу в Синедрионе после его зятя Каифы. Анна заведовал работой местных судов Иудеи и Галилеи, он был, выражаясь по-римски, главным цензором Израиля. Его богатый дом находился в элитном квартале саддукеев на горе Сион южнее дворца Ирода, в котором ныне обитал его сын Антипа, тетрарх Галилеи и Переи. Галилейские суды формально были подотчетны ему, но тетрарх, мечтающий со временем стать царем всего Израиля, как его отец, избегал конфликтов с Синедрионом, желая иметь его на своей стороне в политической борьбе с тетрархом Иудеи - Понтием Пилатом. Он надеялся, что римский прокуратор своей солдафонской политикой окончательно провалит собственную миссию, и тогда Антипа убедит Рим присоединить Иудею к его Галилее.

Во дворе дома Анны Зеведей встретил многих своих коллег - левитов, занимающих должности судей, которые явились засвидетельствовать свое почтение первосвященнику. Седой старец, большую часть своей жизни проведший на вершинах власти, с вельможной мягкостью отмахнулся от доклада Назаретского судьи, а узнав, что Зеведей болен, посочувствовал ему и ласково отпустил. Возвращаясь с аудиенции верхом на осле, которого предоставил Марк, судья очень хвалил сыновьям благочестие, ученость и патриотизм первосвященника Анны.

- Вот только жаль, что такой ученый человек не верит в воскресение и вечную жизнь, - заключил он.- Родовая гордыня мешает саддукеям принять учение Гиллеля.

- По-гречески они называются аристократами,- тихо пояснил Иоанн.

- Твоя тяга к знаниям похвальна, сын мой, но помни: вся мудрость в Торе и пророках, ибо их устами говорит Бог.

- А как же александрийский раввин Филон, который пишет о греческой философии?

- Раввин плохого не напишет. И все равно я не одобряю эти модные увлечения. Евреи говорят по-гречески, носят римские тоги и живут среди статуй. А это уже грех.

В день очищения, 10 тишри Зеведей был во дворе Храма на своих ногах, поддерживаемый сзади сыновьями. Толпы повсюду стояли плотно, как колосья в снопе. Тысячи голов, покрытых платками, мерно покачивались, будто пшеничное поле на ветру. Зеведей держался изо всех сил. Ноги горели раскаленным железом. День покаяния стал для него днем боли. Вокруг люди с молитвенным выражением лиц беззвучно шептали псалмы восхваления, их взоры были направлены вверх за стены жреческого двора, где совершалось таинство. В полуобморочном состоянии он шептал псалмы вместе со всеми, смутно различая происходящее. Боль, которую он испытывал, была такой пронизывающей и всеобъемлющей, что этот не могло быть явью. Это было во сне.

Наконец, поднявшиеся клубы дыма над алтарем возвестили всем в Храме и за его пределами, что жертва искупления принесена. Настало время Божьей жатвы. Десятки тысяч людей, как подкошенные серпом, разом пали ниц и приложили головы свои к земле. В это время Верховный жрец Каифа в золоченом наплечнике с драгоценными застежками и подвесками, с кадильницей в руке входил в Святая-Святых за вавилонскую завесу. На голове его была диадема, на диадеме выбиты четыре буквы (тетраграмматон) запретного имени Господа, которое открылось Моисею на горе Синай - Яхве (Иегова, Сущий). Именно это имя в этот день единственный раз в году Верховный Жрец смел произнести, войдя в обитель Бога. Мертвая тишина стояла в Храмовом пространстве и в пространстве всего Иерусалима. Творца Вселенной называли по имени.

Для Зеведея получасовое выстаивание на коленях стало последней мукой. В нескольких местах кожа на его раздутых ногах лопнула, из трещин сочилась кровь и липкая жидкость. Он ждал, когда Верховный Жрец войдет в Святая-Святых и произнесет магическое слово, и весь народ благоговейно повторит его про себя. Слезы текли из глаз его. И этот момент настал. И Зеведей простонал имя Господа, и кожа трещала на его ногах, и слезы человеческой ничтожности лились из него, и он потерял сознание. А потом Иоанн с Иаковым вынесли его безжизненное тело будто камень из Храма.

Торжественная служба закончилась. Паломники из иудейских и галилейских городов, из Египта, из Азии, из Греции и Рима праздновали день очищения по всему городу. Дозорные на башнях Антоньевой крепости в своих алых плащах с любопытством или пренебрежением наблюдали за ликованием покоренного ими народа, который принес в этот мир своего незримого бога и вместе с ним - религиозный фанатизм.

К празднику Суккот через пять дней Зеведей был уже дома в родном Назарете. Дорогу назад он почти не помнил, так как все это время лежал в бессильном забытьи и уже не чувствовал дорожной тряски.