Скопец, сын Неба

Он проделывает обратный путь к крепости Антония по другой дороге. Каифа не идет через Геннатские ворота и мимо Голгофы по городской окраине, но сходит прямиком в город на переполненные улицы. Его душит желчь от того, что он сам себе нашел это унижение. На рынке, у дворца Хасмонеев, в колоннаде горожане и паломники почтительно расступаются перед процессией и с любопытством смотрят ей вслед. Прошел уже слух, что это тот самый лжепророк, из-за которого произошло вчера кровопролитие в Храме. Самые жадные зеваки тянутся за этой странной группой. По дороге Каифа выстраивает в уме примерный план предстоящего разговора с Пилатом. Он понимает, что прокуратор откажется от повторного суда, если его не принудить. Но это нельзя делать во всеуслышание. Даже по отношению к заклятому врагу Каифа придерживается классовой солидарности: нельзя порочить власть на глазах простонародья. Принуждение должно пройти с глазу на глаз.

У ворот претории у Каифы начинается одышка. Пот течет по его телу. Он должен выиграть партию с противником, который никуда не торопится, а сам он в цейтноте. Какие неравные условия! Но ему необходима победа. Из ворот выходит грек Лисий и спускается вниз.

-Мне нужно поговорить с правителем, - едва отдышавшись, заявляет Каифа.

Трибун одним взглядом оценивает обстановку и дружелюбно говорит:

-Прокуратор не откажется от своего решения. Иосиф Каифа, почему бы вам самим не казнить этого преступника?

Но Каифа не может сказать правду и ему. Знай он заранее, к чему это приведет, он принял бы другое решение. Не мог Бог желать унижений своему главному представителю на земле. Но теперь отступать поздно. Уничтожен даже протокол о допросе этого преступника. Бумаги Синедриона выглядят так, будто никакого Иисуса из Назарета вообще не было.

-Зачем тогда нам римский суд? - говорит он раздраженно.

Лисий пожимает плечами и уходит.

-Хорошо, я доложу прокуратору.

Вновь распахиваются ворота крепости, на лестнице выстраивается караул и появляется недовольный Пилат в сопровождении Лисия и центуриона Корнелия.

-Правитель! Тетрарх Ирод сказал, что преступление произошло на земле, подвластной тебе. Он не смеет производить суд в Иерусалиме.

-У вас есть закон. Судите его по своему закону, если считаете виновным.

-Правитель, я имею нечто сказать тебе и прошу тебя спуститься.

Пилат гневно хмурится и затем все же отдает приказ Корнелию. По его команде караул спускается вниз и оттесняет беспокойную толпу от Каифы и его Совета. Пилат спускается.

-Я слушаю тебя, понтифик.

-Этот человек должен умереть. Он возмущал народ, объявил себя Мессией и оскорбил Храм.

-Понимаешь ли ты, Каифа, что этому человеку достаточно оказаться за пределами Иудеи, чтобы он перестал быть преступником? Называющего себя Мессией в Египте или Азии никто не сочтет преступником. И, думаю, во всей империи есть много людей, которые не почитают ваш Храм. Разве это делает их виновными перед законом? Римский закон универсален. Его правосудие не может зависеть от места и времени. Поэтому вам оставлен ваш собственный суд. Для Рима этот человек не преступник. Возьмите его и судите по своему закону.

-Мы не можем никого предать смерти в Пасху, - хмуро отвечает Каифа.

-Дождитесь ее конца,- насмешливо советует Пилат.

-Этот человек должен умереть сегодня.

-Я догадываюсь, жрец, что причина в другом. Ты просто хочешь убить этого человека моими руками. И не прожигай меня взглядом, Каифа. Меня это не пугает.

-Он должен умереть, - глухо и упрямо повторяет тот. - Он - враг цезарю. Если ты не казнишь его, то ты тоже враг цезарю.

Пилат стискивает зубы. Власть Рима всегда основывалась на насилии, и каждый его чиновник привычен к крови. Со времен же порядков, заведенных Суллой и Юлием, убить человека стало проще, чем убедить. На разговоры нужно тратить слова и время, для убийства же достаточно одного кивка солдату - преторианцу или верному рабу - телохранителю. Но Пилат не может убить Верховного жреца Иудеи в мирное время. Он тихо выдавливает из себя:

-Человек, который даже не входит в римскую преторию, потому что она для него не чиста, смеет говорить мне, римскому всаднику, что я не верен цезарю? Я припомню это, жрец, тебе и твоему народу.

-Мы знаем, - так же тихо отвечает Каифа, - что ты ненавидишь иудеев, но наш Бог защитит нас от твоей злобы.

-Ваш бог? Все боги ныне в Риме. И если твой бог не там, тем хуже для него. Я клянусь тебе этим перстнем всадника, что отомщу за твою наглость!

Каифу это не пугает. Он сам переходит к угрозам.

-А я клянусь своим верховным посохом, что если ты не казнишь этого человека, то я наврежу тебе в Риме. Много жалоб о твоем казнокрадстве и взятках отправится туда. А еще будут посольства с жалобами на твою ненависть к иудеям. И я сговорюсь с царем Антипой против тебя.

Дыша друг на друга ненавистью, они стоят некоторое время в молчании, затем Пилат резко поворачивается и возвращается на верхнюю площадку. Он поднимает руки и толпа затихает.

-У вас есть обычай, по которому я отпускаю на вашу Пасху одного преступника. Хотите, я отпущу вам этого человека?