Скопец

Реакция дворника казалось странной, он как будто чего-то не договаривал, и это сбивало Шумилова с толку. Поэтому он не тронулся с места, а задал новый вопрос:

— Одна-то живёт?

Дворник снова оглядел Алексея, уже недоверчиво и явно раздражённо:

— А ты, мил человек, кто таков будешь? Откель причалил? А то непонятно мне, чего это ты здеся вызнаёшь?

— Да новгородский я. Дядья Анастасии, значит, меня просили зайти, гостинец ей передать, платочек шёлковый, да заодно и разузнать, как живёт, как и что там с нею, — Алексей извлёк из кармана кисет с дешёвым табаком, который у него был специально запасён для подобных случаев и являлся таким же элементом «легенды», что и дешёвый одеколон. — Угоститься не желаешь, братец? Хороший самосадец, ядрёный, новогородский! В Питере такого не бывает.

— Угоститься, оно можно, дело хорошее, — обрадовался дворник. — Дюже я люблю самосад среднерусский, забористый, любому табаку табак, всяко лучше, чем папиросы!

Дворник запустил пятерню куда-то под фартук и через мгновение извлёк многократно сложенный лист газеты, оторвал осьмушку Шумилову и такую же точно себе. Зачерпнув из кисета добрую порцию табаку, ловко скрутил «козью ножку», закурил, блаженно зажмурился — ну, точно кот! — и выпустил громадное облако дыма:

— Да-с, самосадец ничего так, кхе-кхе, осчусчается!

Шумилов неспеша крутил цигарку, трамбуя табак в газете и дожидаясь, пока дворник ответит на заданный вопрос.

— Я б тебе, братец, так посоветовал с твоим подарком, — неожиданно проговорил тот. — Ты его лучше Домне Казимировне отдай, а то неровён час того…

— Что «того»? — не понял Шумилов.

— Под сковородку подвернёшься. Ты, как я погляжу, сам не знаешь, в какую семейку затесался.

— Не знаю, — признался Алексей.

— Эх-ма, молодость, — вздохнул дворник, но ничего более не сказал, только заинтриговав Шумилова.

Они переглянулись. Алексею стало ясно, что дворник ждёт от него конкретного предложения. Что ж, в каком-то смысле это было даже и неплохо.

— Как звать-то тебя? — спросил Алексей.

— Каждый зовёт, как Бог на душу положит. А отец назвал Кузьмою…

— Вот что, Кузьма, я вижу, ты хороший человек, а мне совет в одном деле нужен. Подскажешь?

— А чего ж не подсказать, коли смогу!

— Замечательно. Так, может, сходим по шкалику «беленькой» с рыбкой копчёненькой пропустим?

— Гм, нравится мне такой разговор, — обрадовался дворник. — Пойдём за мной, покажу тебе такое место, тут в десяти шагах буквально.

Он даже забыл, что ему надо ждать воз с дровами. Шумилов, однако, напомнил ему об этом; дворник убежал куда-то на минутку и вернулся чрезвычайно довольный, бросив на ходу: «Я сына своего предупредил, коли дрова привезут, он за мною сбегает!»

Едва только выйдя из двора, они нырнули в полуподвальное помещение без вывески, оказавшееся обычной рюмочной. Они попали в тёмное помещение, пахнувшее тушеной капустой, с низким посеревшим потолком, клетчатой, местами изрезанной ножами клеёнкой на столах. Посетители этой полуподвальной берлоги принадлежали к низшему сословию — мастеровой и разночинный люд. Дворник и Алексей Иванович в своем поношенном сюртуке оказались тут как раз на своих местах и ничуть не выделялись на фоне прочей малопрезентабельной публики.

Прекрасно понимая, что шкалик водки для такого богатыря, как Кузьма, будет, что слону дробина, Шумилов сразу заказал полштофа[7]. Из закуски выбрали квашёной капустки и кружок кровяной колбасы, от рыбки, по доброму совету многоопытного Кузьмы, решили отказаться.

Алексей начал рассказывать дворнику свою легенду:

— Я задолжал папаше этой самой Анастасии изрядную сумму денег. Деньжатки брал под вексель, что не шутка. Подходит срок платить, а платить мне, понимаешь ли, нечем. Ну, сложилось так! Всяко ведь в жизни бывает, правда?

— Ну да, бывает, — согласился Кузьма, опрокидывая в глотку первую чекушку.

— В долговую яму, сам понимаешь, садиться неохота. Вот я и спросил папашку, Владимира Базарова, значит, а нельзя ли нам как-то столковаться. Он говорит — прощу долг, коли женишься на моей дочери. Дескать, не пожалеешь — она добронравна и красавица…

Тут дворник зашёлся смехом, заржал буквально, словно конь на купании.

— Да уж, это точно: и добронравна, и красавица, — выдавил он саркастически, когда первый приступ смеха прошёл.

Теперь Шумилов окончательно убедился в том, что с этой женщиной какой-то непорядок, и мысленно порадовался тому, что так удачно увлёк дворника в распивочную.

— Но… женитьба — дело-то сурьезное. И замуж так дочку не отдают, ведь верно? — продолжал он, однако, словно ничего не заметил. — Это ж на всю жизнь. Вот мне и хотелось бы разузнать — что да как… Что б голову, значит, в петлю не совать!

— А кличут-то тебя как, добрый человек? — полюбопытствовал дворник, разливая ещё водки.

— Шумилов я, Алексей.

— Лёшка, значит, — дворник вздохнул и приподнял стопку, давая понять, что желает чокнуться, — Расстрою я тебя, конечно, но ты держись, не позволяй козлу старому Володьке Базарову тебя как бычка на верёвочке водить! Давай, за тебя, что ли?