— Могу, конечно, — не колеблясь отозвался Гаршин. — Давай-ка так решим: я вручу тебе, Алексей, свою визитную карточку, благо сегодня в типографии получил, и оставлю краткое письмо рекомендательное. Возникнет надобность — найдёшь этого человека и предъявишь ему то и другое, сошлёшься на меня. Адрес я укажу. Уверен, он тебе — да притом со ссылкой на меня — не откажет.
Шумилов обменялся с Гаршиным визитными карточками. Писатель быстро составил короткое, буквально в пять строк, письмо, адресованное Сулине Михаилу Андреевичу, в котором просил последнего «помочь подателю сего поелику это окажется возможным». Письмо это Гаршин вложил в незапечатанный конверт вместе со своею визитной карточкой. Жил хранитель архива, как понял Шумилов из надписи на конверте, на Васильевском острове, в доме на Николаевской набережной, стало быть, чтобы попасть к месту службы, ему требовалось лишь перейти мост.
Возвращаясь вечером на дачу в Лесном, Шумилов размышлял о странности и непредсказуемости Божьего промысла. Знакомство с Гаршиным, человеком по-настоящему необычным и интересным, Алексей не считал случайностью. Но то обстоятельство, что их интересы в такой необычной области, как прошлое скопческой секты, неожиданно пересеклись, вообще показалось Шумилову событием символичным и даже знаковым. Возможно, именно знание скрытых пружин взаимоотношений рода Соковниковых с последователями учения основоположника скопчества Кондратия Селиванова помогло бы Алексею отбить притязания скопцов на долю в наследстве Василия.
5
Утром первого сентября на дачу покойного Николая Назаровича вновь пожаловал пристав. На этот раз он приехал в сопровождении двух человек в штатском; обоих Шумилов знал достаточно хорошо ещё со времён своей службы в прокуратуре окружного суда. Оба являлись штатными сотрудниками Сыскной полиции, занимавшейся уголовным розыском в столице. Старший из них, Агафон Иванов, возраст имел около тридцати лет; чуть выше среднего роста, крепкий, кряжистый мужик, похожий всем своим видом, речью и манерами на обыкновенного трудягу — то ли мастерового, то ли ломового извозчика. Хотя Агафон ничего чрезвычайно богатырского в своём облике не имел, всё же в каждом его жесте и взгляде чувствовалась настоящая мужская хватка, основательность и надёжность, так располагающие к себе женщин. Крупные, очень сильные кисти рук, выдавали его давнее знакомство с тяжёлым физическим трудом; с самых своих детских лет Агафон работал в подмастерьях у отца-кожевенника. Вручную разминая громадные куски кожи, Иванов приобрёл прямо-таки невероятную физическую силу; рассказывали, будто он груз в восемь пудов мог держать на вытянутых руках, хотя сам Шумилов такого фокуса в исполнении сыскного агента никогда не видел.
Если Агафон имел крупные, грубоватые черты лица типичного русского простолюдина, светло-карие глаза, светло-русые коротко остриженные волосы, то Гаевский разительно отличался от него своей особенной породой, которая чувствовалась во всём облике этого польского паныча. Он был несколько моложе Иванова, и примерно на вершок выше. (1 вершок = 4,45 см. — прим. Ракитина) Из-за стройности сложения Владислава и его тонкой кости эта разница в росте казалась куда больше, нежели на самом деле. Рафинированная внешность, тонкие черты лица, умение изящно носить дорогие костюмы выдавали благородное происхождение Гаевского. Светловолосый, белокожий, с хорошо очерченными нервными крыльями тонкого прямого носа, с милой ямочкой на одной щеке, он подле кряжистого Иванова выглядел чуть ли не эфирным созданием. Однако эта воздушная утончённость ничуть не умаляла его профессиональных качеств: в действительности Гаевский являлся сыщиком ретивым, злым до работы, бескомпромиссным; в отличие от эмоционально сдержанного Иванова вспыхивал точно порох. Несмотря на внешнюю несхожесть и разность темпераментов тандем этих сыскных агентов оказался на удивление удачным, они великолепно дополняли друг друга, кроме того, их связывала тесная дружба, ещё более удивительная, если принимать во внимание различие их социального происхождения.
Разумеется, Агафон Порфирьевич Иванов и Владислав Андреевич Гаевский в свою очередь имели довольно полное представление о роде занятий Шумилова; время от времени им приходилось сталкиваться при расследованиях тех или иных дел. Как показалось Алексею Ивановичу, они как будто бы даже обрадовались, увидев его на террасе в числе прочих обитателей дома Соковникова. Выйдя из коляски, агенты подождали, пока пристав представит их присутствовавшей публике, после чего, сразу отозвали Алексея Ивановича в сторонку, дабы побеседовать с глазу на глаз. Вольно или невольно сыщики сделали ему неожиданную рекламу: и пристав, и Василий Соковников, и Базаров — все оказались чрезвычайно удивлены тем, что сыскные агенты первым делом решили доверительно пообщаться именно с Шумиловым.
Отойдя от дома на десяток шагов, так чтобы даже самое чуткое ухо не могло уловить обрывков беседы, полицейские встали таким образом, чтобы видеть лицо Шумилова и при этом наблюдать за людьми на террасе.