Скопец

Эта фраза прямо-таки поразила Шумилова. Он не ожидал, что сотрудник Святейшего Синода может опасаться подслушивания на собственном рабочем месте! Что стояло за это странной конспирацией: боязнь тайной полиции? боязнь дворцовой агентуры? страх перед агентами скопцов? Алексею стало неуютно от собственных мыслей; он всегда считал себя человеком, твёрдо стоящим на фундаменте здравого смысла, но сейчас этот фундамент показался ему вдруг неожиданно хлипким.

Они вышли из здания Сената и Синода и вдоль величественного фасада направились в сторону Невы, так что памятник Петру с латинским текстом по граниту оставался по правую руку, здание — по левую. Маленький, тщедушный старичок бодро вышагивал впереди, постукивая тросточкой о гранит тротуара, а Шумилов, приотстав на пару шагов, говорил, обращаясь к спине в потёртом чёрном сюртуке:

— Михаил Андреевич, вы как будто бы чего-то испугались… Что же вас так напугало?

Он старался быть в эту минуту ироничным, но реакция «архивной крысы» его поразила. Повернувшись к Шумилову, старичок воздел к небу указательный палец правой руки, сжимавшей трость, и выразительно проговорил:

— Подождите, Алексей Иванович, подождите, сейчас вы многое узнаете о своих интересантах…

Если и хотел Шумилов рассмеяться, то теперь это желание мгновенно улетучилось. Михаил Андреевич Сулина может быть и казался сумасшедшим, но таковым вовсе не являлся. А потому к сказанному им не следовало относиться совсем уж легкомысленно.

Они вышли на Английскую набережную, не спеша пошли по мощным, точно пригнанным плитам. С Невы задувал прохладный ветер, нёсший запах просмоленной пеньки, корабельной сосны, свежей золы и масляной краски. Разумеется, никакого порта возле здания Сената и Синода не было уже сто пятьдесят лет и быть не могло — статус высшего законоприменительного учреждения не позволял, — но выше и ниже по течению Большой Невы по обеим берегам реки находилось великое множество понтонов, к которым приставали мелкие и средней величины корабли. Помимо морских судов по Неве традиционно ходило великое множество речных катеров, баркасов и шаланд; с полным основанием можно было сказать, что с момента основания города река являлась самым большим проспектом столицы.

Постукивая по тротуару медным наконечником трости, Сулина заговорил тихим голосом, точно опасаясь, что его услышат посторонние.

— Итак, Алексей Иванович, что касается перил в тронном зале Кондрашки Селиванова: они действительно существовали, я своими глазами читал документ, описывавший эти самые перила… — ветер рвал фразы старика, из-за чего некоторые сказанные им слова пропадали. — В начале скопческой веры существовали раздельные «радения» для мужчин и женщин… тьфу!.. для кастратов-мужчин и кастратов-женщин… Когда эти особи сходились в общем зале, то не должны были смешиваться. Дур-р-рачьё, что толку им смешиваться, коли… коли яйца отрезаны… тьфу, срамота одна и лицемерие! — Сулина аж даже сплюнул от негодования в тротуар. — Перила эти, кстати, сыграли в судьбе Кондрашки известную роль: когда его прихватили и стали обвинять в насаждении новой ереси, он, разумеется, принялся доказывать, что чист, как ангел, и ни на каком троне никогда не сиживал, и новую веру не проповедовал… И вот тогда-то обвинители крепко его зацепили: привели свидетельства того, что молитвенные собрания в доме Михаила Соковникова действительно происходили, и что тронный зал для того и разделен надвое перилами, чтобы мужчины и женщины не «перемешивались», и что это — верный признак отступления от православного канона, ведь, как известно, в православной традиции мужчины и женщины молятся все вместе. Что ему было на это отвечать? Селиванов никак не смог парировать эти обвинения и никакого вразумительного объяснения появлению этих перил так и не привёл…

— Я знаю, что в 1820 году Селиванова всё же арестовали и секту вроде как разогнали, если точнее, разогнали столичный «корабль». Но как Михаил Назарович Соковников избежал преследования? — спросил Шумилов.

— О-о, Алексей Иванович, не так быстро, — усмехнулся Сулина. — Вы слишком торопитесь, а в этом деле торопиться не надо. Тут одно цепляется за другое… Начнём с того, что в 1810—20 годах к Селиванову на «радения» ходило великое множество людей. Самих скопцов, как показало расследование 1820 года, в столице проживало всего-то сто десять человек, казалось бы, совсем немного. Но великое множество народа примыкало к ним, так сказать, идейно. Были среди этих последователей и весьма влиятельные люди. Среди последних следует упомянуть, например, полковника Семёновского полка Алексея Григорьевича Милорадовича… или Екатерину Филлиповну Татаринову, дочь няни Великой княжны Марии Александровны. Екатерине Филлиповне очень понравилась обрядовая сторона скопчества — белые одежды, красивые песни религиозного содержания — да только физическое оскопление ей пришлось не по душе. И в 1817 году она от Селиванова откололась…

— Основала собственную секту, — предположил Шумилов.