Скопец

Агафон, преодолев изогнутый буквой «Г» коридор, не стал утруждать себя стуком в последнюю дверь. Он просто выбил её ударом ноги и заревел с порога: «Это полиция! Всем оставаться на местах!» Предусмотрительно он не бросился в темноту, прекрасно понимая, что там можно нарваться и на пулю, и на нож; вместо этого он прижался к стене у входа, пытаясь рассмотреть происходившее в комнате. Через пару мгновений подоспел с фонарём дворник и посветил с порога.

Обстановка в жилище Настасьи Коцегутовой производила впечатление редкостного убожества. Воздух в комнате оказался тяжёл от человеческого дыхания, запаха сивухи и чесночной колбасы. Всё вместе это давало невообразимый эффект. От стены к стене чуть повыше головы была протянута бельевая верёвка, через которую оказалась переброшена пара простынь: они играли роль ширмы, делившей помещение на две половины, занимаемые разными людьми или семьями. В той половине, что оказалась ближе к двери, на широком топчане, брошенном прямо на пол, в ворохе прямо-таки постыднейшего рванья спали два маленьких мальчика. При появлении полицейских они сели на своей жалкой кровати, прикрывая глаза руками.

За развешенными простынями послышался какой-то шорох, заскрипели половицы; Агафон Иванов подался туда и отбросил импровизированный полог. И вовремя! Сыщик успел увидеть спину мужчины, облачённого в белую исподнюю рубашку, который в следующую секунду ударом ноги выбил стёкла в окне и подался всем телом туда. Беглец стремительно, точно угорь, скользнул мимо острых осколков стекла, на секунду застыл на подоконнике и тут же исчез из поля зрения.

— Пятый же этаж! — только и произнёс, поражённый увиденным, помощник квартального надзирателя и поднял было руку, рассчитывая перекрестить лоб.

Однако, раздавшийся за окном грохот возвестил, что прыгнувший в окно упал вовсе не на мостовую, а на крышу соседнего дома.

Агафон бросился за беглецом, в точности повторив его действия: присел перед окном, шагнул на низкий подоконник и головою вперёд подался в ночную темноту. За спиной он услышал женский крик, но сейчас это не имело уже ни малейшего значения.

Внизу, под самыми ногами, он увидел двускатную крышу трёхэтажного дома, а на ней мужчину в белой исподней рубашке и полосатых брюках. Тот живо вставал на ноги, рассчитывая бежать дальше. Самое неприятное в сделанном Агафоном открытии заключалось в том, что высота падения оказалась выше, чем предполагал сыщик: никак не меньше трёх саженей[1]. Иванов успел сгруппироваться и хорошо опустился на крышу, но удар оказался всё же слишком силён, и потому он собственной коленкой угодил в лоб и переносицу. Оглушённый падением, он кувыркнулся через спину и вскочил на ноги; перед глазами скакали яркие звёздочки, и Агафон не сразу увидел удалявшуюся спину. Если быть совсем точным, он сначала услышал грохот обуви беглеца по кровле и только потом глаза поймали удалявшееся белое пятно рубахи.

Сыщик побежал следом и, почувствовав какое-то неприятное щекотание на губах, не задумываясь, провёл по лицу ладонью. Оказалось, что ударом колена в лицо он разбил нос. Неприятно, конечно, но не смертельно, в горячке погони на это вполне можно было просто не обращать внимания. Агафон наддал, постарался бежать быстрее. Пытавшийся скрыться от него мужчина забежал за перекат крыши, но это не особенно сильно ему помогло, поскольку беглеца с головой выдавал грохот обуви по железу.

Иванов вбежал на самый конёк крыши, и тут топот ног беглеца неожиданно стих. Неужели притаился за трубою? Печных и каминных труб выше человеческого роста тут было множество, точно грибов в лесу. Агафон на миг остановился, соображая, как бы лучше пробежать, чтобы не получить удар ножом или шилом в спину, но его неожиданно выручил Гаевский.

— Агафон, это точно Васька, я его рассмотрел! Он сиганул в чердачное окно прямо перед тобою! — донёсся откуда-то сверху дрожащий от возбуждения голос Владислава.

Оказалось, что Гаевский наблюдал за разворачивавшейся погоней из того самого окна, откуда попрыгали Василий Чебышев и Агафон Иванов. Сам Владислав погоней пренебрёг, видимо, рассудив, что падать с пятого этажа на третий всё же высоковато для польского шляхтича, а потому он, подобно орлу, озирающему окрестности родного утёса из высокого гнезда, выглядывал из окна и руководил погоней.

— Тьфу… паныч хитрожопый! — сплюнул от негодования Агафон, но без малейших колебаний бросился к указанному окну.

Пистолета сыщик при себе не имел, о чём сейчас очень пожалел. Он прыгнул в чердачное окно ногами вперёд, упал, кувыркнулся и тут же вскочил на ноги, ожидая нападения из темноты. Но нападения не последовало; Васька Чебышев вовсе не собирался устраивать подле окна засаду — он бежал где-то впереди, явно намереваясь поскорее покинуть чердак. Под его ногами противно скрипел шлак, традиционно засыпаемый в питерских домах между чердачными лагами для лучшей теплоизоляции верхнего этажа. Агафон помчался следом. Секунда, другая — и впереди хлопнула дверь: это Васька выскочил на лестницу.