Скопец

— Любезный, баронесса, родная сестра российского посланника в Вене, а ныне товарища министра, интересуется пятипроцентными облигациями… Можно ли её как-то в кабинет препроводить, пригласить кого-то из вашего правления? Кто тут у вас старший? Нельзя же столь почтенное лицо в общей очереди держать!

Не прошло и минуты как Марту Иоганновну пригласили в отдельный кабинет, обставленный неожиданно приличным гарнитуром красного дерева. Принял её там молодой шустрый еврейчик с копной неподдающихся расчёске чёрных, как уголь, волос. Он услужливо выскочил из-за стола, любезно улыбаясь, подставил Раухвельд стул.

— Что-то вы слишком молоды, юноша… — скептически оглядев его с головы до ног, изрекла Марта Иоганновна. — Вы один из братьев Глейзерсов?

— Никак нет, моя фамилия Майор.

— Майер, значит, — Марта Иоганновна кивнула с таким видом, словно все тайны мира теперь-то стали ей безусловно понятны. — А годков-то вам сколько?

— Двадцать три уж…

— Впрочем, чего ж тут… — Раухвельд махнула рукой, словно бы прощая собеседника. — Молодость — это такой порок, который проходит неизбежно и всегда слишком быстро! А звать-то вас как?

— Леонид Соломонович…

— Лейба, значит. Знавала я годков двадцать тому назад Соломона Мейера из Вильно, он был преподавателем тамошнего хедера, часом, не ваш папаша?

— Н-нет, наша семья проживала в Варшаве.

— Ну да ладно, — Марта Иоганновна опять махнула рукой. — Садись, что ли!

Раухвельд произнесла это с таким видом, словно не она, а Лейба Мейер явился к ней в роли просителя и всё это время дожидался позволения сесть. Домохозяйка оказалась женщиной немалого сценического дара; Шумилов, наблюдая за нею, восхищался тем, сколь достоверный типаж она сейчас выкраивала мелкими, но весьма характеристическими чёрточками. Женщина-хозяйка, самодовольный тиран, человек, который везде чувствует себя дома — именно таковой она должна была предстать в глазах сотрудников банковской конторы братьев Глейзерсов.

Лейба Майер, обежав стол, уселся в своё кресло, а госпожа Раухвельд, повернувшись к Шумилову, многозначительно сказала:

— Смотри, Петруша, учись! Жиды — народ умный, к деньгам способный, расположенный учиться, в том числе коммерческим и бухгалтерским наукам. Кроме того, понимают они толк в обхождении. Говорил тебе Фотий, учись, учись — в свет выйдешь! Посмотри вот на господина Мейера: двадцать три года, а уже важный человек в банкирском доме, свой кабинет красного дерева… А ты? Шляпку подай, зонтик подержи… Стыдись, детинушка!

— Виноват, Генриетта Эммануиловна, но вы же знаете нашу семейственность, — блаженно улыбался Шумилов в ответ на её слова. От него не укрылось то, что слова госпожи Раухвельд пришлись весьма по душе молодому еврею. Что ж, для того они и произносились!

— Послушайте, любезный Лейба Соломонович, — переходя на «вы» в подтверждение своих похвал оборотилась Марта Иоганновна к Мейеру, — правильно ли мне сказали, что ваша контора торгует пятипроцентными казначейскими облигациями семьдесят пятого года? И будто бы по очень хорошей цене?

— У вас совершенно верные сведения. Дешевле, чем у нас, вы нигде в столице не найдёте.

— Мне надо купить некоторое количество, но не наобум, а именно те, которые я назову.

— Простите? — не понял Мейер.

— Для меня главная прибыль от облигаций не те пять процентов, что казна платит держателю, — взялась объяснить госпожа Раухвельд, — меня интересует выигрыш, выпадающий на отдельные облигации. Я играю по системе, как в казино, для этого покупаю облигации не наобум, а предумышленно, именно те номера, какие мне нужны.

— В самом деле? — с сомнением спросил Мейер, не вполне понимавший, как следует относиться к словам посетительницы.

— Номера облигаций пятизначные, это если не считать литер серии. Верно?

— Верно.

— Вот и скажите-ка мне, любезный Лейба Соломонович, есть ли у вас облигации, чей номер начинается с цифры четырнадцать?

— Да откуда ж я знаю, — растерялся молодой человек, — я же на нумера-то не смотрю.

— А вот вы сходите и посмотрите, — наставительно потребовала Раухвельд.

Мейер несколько секунд с подозрением смотрел на странную посетительницу, словно ожидая с её стороны какого-то подвоха, однако, затем встал и вышел из кабинета. Вернулся он довольно скоро, десяти секунд не прошло.

— Нет-с, таковых облигаций у нас нет, — объявил он с порога, — Наши облигации начинаются с числа пятьдесят четыре.

— Что, все начинаются с числа «пятьдесят четыре»?

— Да, именно все.

— Жаль, — сокрушённо вздохнула Раухвельд, — Я родилась четырнадцатого числа, и на облигацию, чей номер так начинается, я бы непременно получила бы выигрыш. Ну да ладно. А вот скажите-ка, любезный Лейба Соломонович, есть ли у вас облигации серии ГЭ или МК — это инициалы мои и моего родного брата, вы об нём могли слышать, он посланником был в Вене. Брат, как и я, скупает облигации по системе. Ежели узнает, что у вас торгуется нужная серия, то примчится непременно.