Скопин-Шуйский

Рассказывает о настроениях той тревожной осени 1606 года еще один любопытный памятник — «Повесть о видении некоему мужу духовному», написанная в самый разгар борьбы 1606 года. Ее автор — опальный протопоп Благовещенского собора Кремля Терентий, высланный Лжедмитрием из Москвы. Возвратившись в Москву после убийства самозванца, протопоп записал рассказ «некоего мужа», которому было видение. В одну из ночей, как поведал тот Терентию, явились ему во сне Господь, Пресвятая Богородица и Иоанн Креститель. Богородица молила Сына о прощении людей, которые наказаны бедствием Смуты. Но Господь отказывался прощать озлобившихся и лукавых нравом, которые по всей стране творят неправый суд, грабят чужие имения и не чтят его Святого имени. «Не сказал ли вам, что нет правды в царе, и в патриархе, и во всем священном чине, и во всем народе… Много раз хотел помиловать их, о Мать моя, ради твоих молитв, но они раздражают всещедрую утробу мою своими окаянными и позорными делами… И я предам их кровопийцам и безжалостным разбойникам, да накажутся малодушные и придут в чувство — и тогда пощажу их». Только раскаяние, по словам Спасителя, может избавить народ от ожидающих его ужасов ^[212].

Русский человек, как известно, перекрестится только тогда, когда гром грянет, да и не по одному разу, и уже наверняка поверит, если во время громыхания его еще и по голове стукнет. Видимо, такой момент наступил. Гром гремел вовсю: одного самозванца убили, появился новый, Смута не прекращалась, а только ширилась. Не один «муж духовный» задумывался о ее причинах; все пытались понять, отчего это происходит.

Рассылка грамот по городам, чтение их в церквах были в то время практически единственным, не считая, конечно, слухов, источником информации. Слушание грамот в ту эпоху можно сравнить по степени воздействия с радио- и телетрансляцией в наши дни. Сомневающимся, колеблющимся, не знающим, где правда, а где ложь, людям грамоты помогали ориентироваться в происходящих событиях. Прислушивались не только к тексту грамоты; смотрели и на то, кемона посылалась. Поэтому, когда Терентий передал свою повесть царю и патриарху, по их приказу ее читали в Успенском соборе Кремля для вразумления народа.

Слушал ее и Скопин. На праздник Архангела Михаила в те осенние дни ему исполнилось 20 лет. Он еще не остыл от пережитого на Коломенской дороге; поражение от сотника Истомки Пашкова заставляло задуматься о происходящем и прежде всего о том, как оборонить Москву. Он вновь и вновь вспоминал подробности проигранной битвы: и с той, и с другой стороны были казаки, дворяне и дети боярские. Царское войско, казалось ему, действовало более организованно и слаженно, стрельцы и казаки каждой сотни, как правило, набирались из одного и того же города или уезда, хорошо знали друг друга, дворяне имели немалый боевой опыт. Привязанные к седлам командиров — голов и сотников — медные барабаны не умолкали, в них ударяли, вновь и вновь подавая сигналы к атаке. В шуме боя, где сражаются тысячи людей, иначе и не услышишь команду. Но с какой решимостью дрались мятежники! Если их не остановить, они непременно возьмут Москву штурмом, и тогда… даже страшно подумать, что будет с городом и его жителями.

Вслушиваясь в слова грамоты о том, что «теперь нужно стоять всем заодно и быть в этом стоянии против воров крепкими», Михаил убеждался в правоте патриарха, призывавшего: «А тех, кто прежде изменил государю, он прощает и ждет к себе» ^[213]. Может быть, эта мера возымеет действие, и «воры» одумаются. Но, судя по дальнейшим событиям, до полного вразумления и народу, и властям было еще очень далеко.

Подойдя к Москве, отряды Болотникова и Пашкова встали в Коломенском и Заборье. Здесь они начали готовиться к осаде Москвы, и отсюда Болотников вел свою агитацию, посылая москвичам грамоты. Об их содержании кратко сообщает английский агент: осаждавшие «писали письма к рабам в город, чтобы они взялись за оружие против своих господ и завладели их имениями и добром». Более подробно рассказывает о призывах холопского атамана патриарх Гермоген: «А стоят те воры под Москвою, в Коломенском, и пишут к Москве проклятые свои листы и велят боярским холопем побивати своих бояр и жены их и вотчины и поместья им сулят, и шпыням (дерзким людям. — Н. П.)и безъимянником вором велят гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабити, и призывают их воров к себе и хотят им давати боярство, и воеводство, и окольничество, и дьячество…» ^[214]Не ограничиваясь популярным во все времена призывом «все отобрать и поделить», Болотников перечислил в очередном послании имена «изменников», которые убили царя Дмитрия, и потребовал их выдачи. Грамоты мятежников сеяли разногласия не только среди москвичей, в стране фактически началась гражданская война.