Скопин-Шуйский

Москвичи приободрились и дружно заговорили о воинах, пришедших на помощь, как о былинных ратниках: «Зело смелы к ратному делу, един человек воюет и биет за два, а ин за три человека; аще толко их пришло пять тысящ, то могут воевать за пятьнадесять тысящ и более». Общее число пришедших Москве на подмогу составило всего 400 человек: 200 стрельцов и 200 даточных людей, но сметливый Шуйский приказал объявить, что на подмогу пришло четыре тысячи! Услышав такую весть, в Москве была «радость велия», а в изменивших царю городах «люди в размышлении велицем быша». 29 ноября все войска, объединившись, пришли в Москву, как писал Гермоген, «с веселыми сердцы».

В те же дни заколебались ряды восставших. Когда-то перешедшие на сторону Болотникова рязанские дворяне Григорий Сунбулов и Прокопий Ляпунов теперь приехали с повинной из Коломны в Москву, «а с ними многие дворяне и дети боярские, да стрельцы московские». Вскоре на сторону Шуйского перейдет и «подельник» Болотникова Истома Пашков, приведший с собой сначала небольшой отряд в 500 человек, а потом и все свое войско. Все это ослабит уверенность восставших в своей победе и в конечном счете приведет к разгрому их основных сил.

Грамоты патриарха Гермогена, или, как он подписывался, Ермогена, и грамоты Болотникова, о содержании которых, по иронии судьбы, мы можем узнать лишь из текста патриарших грамот, отражали не просто противостояние предстоятеля Русской православной церкви и вождя восставших, беглого холопа Болотникова. Они отразили противостояние порядка и смуты, веры и сомнения, истины и лжи. Для нестойкой, немудрой, но все же законной власти царя Шуйского поддержка патриарха была в глазах народа самой надежной опорой в борьбе с безначалием.

Пройдет 300 лет, и новая Смута начнет терзать Россию. Патриарх Тихон, избранный в 1917 году на вновь восстановленный патриарший престол, обратится, как и святитель Гермоген, с посланиями к народу. И будет призывать вспомнить о заповедях Христовых и о человеческом в себе: «Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до Нас известия об ужасных зверских избиениях ни в чем не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно выполнили свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному… Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы» ^[218].

Руками народа власть решала свои эгоистические задачи, и поэтому именно к народу в первую очередь обращались и патриарх Гермоген, и патриарх Тихон. Тех же, кто не желал прекратить кровавый кошмар и одуматься, и в 1606-м, и в 1917 году предавали анафеме.

Воевода на «вылазке»

Под Москвой готовились к решающему сражению. К началу XVII века столица имела мощные оборонительные укрепления: вокруг Кремля был выкопан и залит водой глубокий ров; Китай-город, прикрывавший подступы к Кремлю с северо-восточной стороны, был обнесен кирпичной стеной высотой в три сажени. Знаменитый русский мастер Федор Конь возвел каменные стены Белого, или Царева, города, где ныне проходит бульварное кольцо, снабдив их 28 башнями и пушечными бойницами. По линии современного Садового кольца скоро вслед за Белым городом выросла деревянная стена с 57 башнями и земляным валом, именуемая в народе Скородомом, или Земляным городом. Постройка Скородома замкнула вокруг Москвы четвертое кольцо оборонительных стен. В 1600 году возвели колокольню «Ивана Великого» высотой 82 метра, с нее, как со сторожевой башни, хорошо просматривались дальние рубежи. Подмосковные монастыри — Новодевичий с запада, Донской и Данилов с юга, Симонов, Спасо-Андроников и Новоспасский с востока — форпостами защищали подступы к столице.

Войско по традиции разделили на «осадное» и «вылазное». «Осадное» должно было оборонять укрепления Земляного города, составлявшие в длину около 16 километров. Располагалось оно в обозе, или «гуляй-городе», поставленном за Серпуховскими воротами. Обозом именовали в то время полевое укрепление из деревянных щитов, которые имели в высоту около полутора метров и в ширину примерно метра два, между собой они скреплялись железными цепями; при необходимости «гуляй-город» перемещался на колесах. Войско располагалось внутри этой передвижной деревянной крепости, а для контратак по команде осадных воевод открывалась часть стены. В таком обозе воины чувствовали себя в относительной безопасности и отражали нападения осаждающих при помощи огнестрельного оружия — пищалей. В обозе, засевшем в декабре 1606 года у Серпуховских ворот, находилась и артиллерия.