Скорбные элегии. Письма с понта

Этот привет, о Руфин, твой Назон тебе посылает,
Коль я, несчастный, могу быть для кого-то «своим».
Мне утешенья слова, обращенные к скорбному духу,
Стали подмогой в беде, в душу надежду вселив.
5 Славный Пеантов сын[366]

, когда Махаон искушенныйЖжение в ране унял, силу целенья постиг —
Я же, душой сокрушен и ранен жестоким ударом,
Силы почуял в себе от наставлений твоих.
Мой изнемогший ум слова твои к жизни вернули,
10 Как возвращает вино крови усталой напор.
Все ж красноречье твое оказалось не столь всемогущим,
Чтобы совсем исцелить душу больную мою.
Хоть из пучины забот удалось тебе вычерпать много,
Право, не меньше ничуть черпать оттуда еще.
15 Долго придется ждать, чтобы рана моя затянулась:
Свежую рану страшит прикосновенье руки.
К жизни больного вернуть врачу не всегда удается:
Часто болезни сильней всех изощренных искусств.
Кровь, как ты знаешь сам, что течет из чахоточных легких,
20 Нас, не сбиваясь с пути, к стиксовым водам ведет.
Пусть хоть сам Эскулап принесет эпидаврские[367] травы,
Но не поможет и он, если до сердца удар.
У врачеванья нет средств с узловатой подагрою сладить
Или больному помочь в схватке с водянкою злой.
25 Часто печаль на душе исцелению не поддается —
А поддается, так ждать долго приходится нам.
Хоть предписанья твои поверженный ум укрепили,
Хоть и оружье твое с радостью дух мой схватил,
К милой отчизне любовь во мне сильней рассуждений
30 И повергает во прах зданье писаний твоих.
Верность мужская во мне говорит иль чувствительность бабья? —
Знаю сам, у меня мягкою стала душа.
Вне сомнений, Улисс был разумен, но даже Улисса
Стало с чужбины тянуть к дыму родных очагов[368].
35 Всех нас родная земля непонятною сладостью манит
И никогда не дает связь нашу с нею забыть.
Что есть Рима милей? Что страшнее сарматских морозов?
Но ведь из Рима сюда варвар, тоскуя, бежит.
Хоть Пандионова дочь[369] себя чувствует в клетке неплохо,
40 Тянет ее все равно к лесу родному под кров.
Рвутся к привычным лугам быки, к привычным пещерам —
Львы, сколь ни дики они в ярости страшной своей.
Что же надеешься ты своим облегчающим средством
Горечь изгнанья унять в сердце печальном моем?
45 Сделай уж лучше, чтоб я не любил вас и дальше так сильно —
Стало бы легче мне нашу разлуку сносить.
Почвы родимой лишен, где мне выпала доля родиться,
Я не мечтать не могу о дружелюбных краях —
Маюсь в бесплодных песках отдаленнейшей области света,
50 Где беспрерывно земля снегом укрыта от глаз,
Где не найдешь нигде ни плодов, ни сладостных гроздей,
Ив лишены берега, горные склоны — дубов.
Море такой же хвалы, что и почва, достойно: валами,
Темное, вечно бурлит под бушевание бурь.
55 Сколько видно вокруг, поля лишены землепашцев,
И без хозяев лежит сонной пустыней земля.
Слева и справа враги, которые ужас внушают,
Близко подкравшийся страх с разных сторон обступил.
Метит с одной стороны копье бистонийской закалки,
60 Злого сармата стрела метит с другой стороны.
Что же, давай приводи мне примеры мужей знаменитых,
Что и судьбу тяжелей стойко умели сносить,
И восхищайся скорей благородством Рутилия[370] стойким:
Звали вернуться его — он возвращаться не стал.
65 Только ведь в Смирне он жил, не во вражьем краю, не у Понта,
В Смирне — не хуже ничуть всех притягательных мест.
Страшной совсем не была для синопского киника ссылка,
Ибо прибежищем ты, Аттика, стала ему.
Сыну Неокла, в войне победившего воинство персов,
70 Край арголидский дал в первом изгнанье приют.
В Спарту бежал Аристид, когда был с родины изгнан, —
Трудно сказать, какой город был лучше из двух.
Отроком кровь пролив, бежал Патрокл[371] из Опунта —
И в фессалийском краю друга в Ахилле нашел.
75 А из Фессалии шел изгнанником к водам пиренским
Тот, кто священный корабль к морю колхидскому вел.
Сын Агенора Кадм сидонские стены покинул,
Чтобы на лучшей земле новые стены возвесть.
К трону Адраста пришел Тидей, с Калидоном простившись;
80 Край, что Венере был мил, Тевкру прибежищем стал.
Что уж тогда говорить о древних из римского рода —
В ссылке из них ведь никто Тибура[372] дальше не жил.
Всех до едина сочти — никого никогда не ссылали
Так далеко, как меня, в место страшней, чем мое.
85 Так что мудрость твоя должна простить мне, страдальцу,
Что из советов, увы, мало я проку извлек.
Все-таки должен признать: если могут раны закрыться,
То ведь закрыться-то им речи помогут твои.
Но опасаюсь, что ты понапрасну помочь мне стремишься.
90 Помощь придет — а меж тем стал безнадежным больной.
Так говорю не затем, что себя умнее считаю,
Но лишь затем, что себя знаю я лучше, чем врач.
Впрочем, хоть это и так, но сама твоя добрая воля
Щедрым подарком была — это я мог оценить.