Скорми его сердце лесу

Я не поняла, что случилось дальше. Резкая боль вгрызлась в затылок, от нее брызнули слезы, и зрение сузилось, все вокруг начало темнеть и глохнуть. Завизжала Амэя, а потом – хоп! – и упала поверх меня. Теряя сознание, я успела подумать: хорошо, так я не почувствую боль. Просто умру, будто просто усну и не проснусь.

Успела услышать мужской крик. И все.

Мы стояли перед богатым домом, у которого был разбит сад. Со всех сторон благоухали напоенные влажностью цветы, но мне было все равно. Болела голова.

Перед нами стояла немолодая женщина с ярким, но изысканным макияжем. Она представилась госпожой Эми Сато. Ее дорогое кимоно открывало увядающую шею и грудь, а черные волосы свивались в змеиный клубок на затылке. В руках у нее был веер, которым она по очереди поднимала наши лица.

– Слишком смуглая. Глаза злые. Будет банщицей, – Амэе.

– Эта красивая. И волосы густые. Но взрослая… – Она цыкнула на солдата-ворона, который привел нас сюда. Тот харкнул в сторону. – Сколько тебе, дитя?

Я не отвечала. Пусть лицо мое было поднято, я ничего перед собой не видела. Стоило вееру перестать поддерживать мой подбородок, как я уронила голову.

– Взрослые девушки, из которых я не успею сделать что-то достойное…

– Господин ши Тайра повелел вам забрать их, а не торговаться.

– Мы обучаем артисток с восьмилетнего возраста! Что мне делать с этими?

– Меня не волнует. Приказ господина.

Эми Сато взмахнула веером, закрыла им лицо и протянула руку. В нее упал мешочек, звякнув тяжело и металлически. Старая артистка хмыкнула.

– Так и быть. Хм, посмотрим, что из этого выйдет. Но сначала их надо отмыть.

Голоса обтекали меня, звучали эхом в горах, далеким и чуждым, выли и стучали в висках и особенно – затылке. Лишь иногда мир вокруг проступал сквозь них. Боль в затекших руках. Запах цветов и удушливых духов госпожи Сато, от которых меня затошнило. Взгляды десятков девиц, что выглядывали из окон и смотрели на нас, оценивая, будто тунца на рынке…

Я снова опустила голову. Пыль под ногами сменилась каменными ступенями, затем – деревянным полом. Мелькнул нож, разрезавший путы. Госпожа Сато спросила у Амэи:

– Ты была ее служанкой, как мне сказал господин Ито?

– Да, – ответила Амэя.

– Тогда отвечаешь за нее. В углу бочка, смойте с себя кровь. Новые платья оставят под вашей дверью вместе с едой. Чуть позже вас осмотрит лекарка. Передохните… Но с завтрашнего дня мне плевать, кто тут госпожа, а кто нет. Вы все будете слушаться меня и старших юдзе[22]. Это понятно?

Мы промолчали. Когда нас оставили наедине, Амэя первым делом кинулась к затянутому бумажной перегородкой окну, выглянула.

– Одни девушки… Стражи мало! Если мы будем аккуратны, сможем бежать!

Я посмотрела на нее без особого интереса. Бежать? Куда? Отец мертв. На дорогах нас схватят разбойники, и генерал, он…

Амэя упала передо мной на колени и сжала руки.

– Нам надо бежать! Если мы сбежим ночью, то сможем к утру добраться до твоего дяди, Соль! Рассказать ему все!

Я очень устала. Смогу ли я уснуть?

Нужно смыть с себя кровь… Кровь отца.

Вот бы забыться. Потеряться в приятных воспоминаниях, когда все было по-старому.

Перед глазами  дощатый пол. Вода. Кто-то поскребся в нашу комнату, маленькую, душную и воняющую плесневелой соломой. Нам оставили новые платья и немного пресной еды, к которой мы не притронулись. Лекарка – старая, согнутая и похожая на ведьму – осмотрела нас, намазала чем-то затылки и оставила лед в тряпичных мешочках, чтобы прошла головная боль.

Надо было отдохнуть. Может, мне это все приснилось? Не могла я попасть в публичный дом. Я, Соль ши Рочи, чистокровная, дочь верховного шамана… Но теперь, когда папа умер, кем я стала? Как мог он оставить меня?

– Нам надо отдохнуть, – услышала я тень своего голоса.

Амэе тоже досталось. Она не стала со мной спорить. Мы легли вдвоем, свернувшись клубком. Нам не дали даже футона, даже татами[23], на полу только лежало какое-то старое покрывало. Из приоткрытого окна звучали музыка, хриплый мужской смех и голоса работниц госпожи Сато.

Я закрыла глаза.

Сон не развеялся. Ни в это, ни в следующее утро.

Нас будили на рассвете. Нужно было самим готовить, шить одежду, убирать за собой и работать по хозяйству… Я впервые держала в руках швабру и работала очень медленно. Когда голова перестала болеть, и я немного пришла в себя, то только и думала о том, что же делать дальше. Все строила за нехитрой работой планы о том, как сбежать, но стража на выходе бдила неусыпно. Сам чайный дом стоял прямо у дороги, и вокруг не было домов.

В работе было утешение: уже к обеду я уставала так, что ни о чем больше не могла думать, кроме как о сне. Словно не было никогда никакой Соль ши Рочи.

После обеда начинались уроки танцев и музыки, а поздно вечером – «любви и покорности».

Мы садились в комнате напротив госпожи Сато, и начиналось «занятие». Его вела одна из старших юдзе дома, она представилась Акико.