– А что, если я скажу… – она запнулась, прикусила губу и вдруг улыбнулась мне. Я выгнула брови, призывая ее продолжить. – Вдруг… Например, вдруг ты окажешься и тем, и другим?
И тем, и другим? Это что еще может значить? Или она намекает, что кто-то в моем роду был демоном? Возмутительно!
– Мои родители – чистокровные люди. Это невозможно. Ни моя мать, ни мой отец не могли быть ёкаями.
– Ах да. Точно. Как я могла забыть.
Ямауба улыбнулась, наклонив голову к другому плечу. Ее глаза стали двумя черными щелочками. Она посмотрела на Амэю, что смешно дула влажные губы, и взгляд ведьмы стал чуть более человечным.
– Кажется, мы с тобой заболтались. Хочешь, я провожу вас в свой дом?
В этом я не была уверена.
– Вряд ли меня там будут рады видеть.
– Ты про ханъё? Они послушают меня. И Джуро. Сама подумай, куда вам еще податься? Рядом только волчьи логова и медвежьи берлоги. Вряд ли это то место, где ты захочешь бросить свои кости.
Я тихонько покачала головой. Спящая на моих коленях вместе подушки Амэя выглядела еще слабее и несчастнее, чем в чайном доме. Нам действительно требовался отдых перед долгим-долгим путешествием. Теперь, когда Хэджайм был мертв, я хотя бы могла быть спокойной, что эта страшная задумка с Богом-Вороном не угрожает нашему миру.
Сложно представить себе что-то более голодное, чем бог, что тысячелетие провел в заключении. Следуя логике ямаубы, он не просто сожрал бы сердца пары человек – он мир мог бы залить кровью.
Я рада, что тебе весело, но мне надо позаботиться о себе и об Амэе. Есть идеи?
Имеешь в виду – заколешь ее и, хохоча, убежишь без всякого плана?
Что ж, себе я верила, хоть это и могло быть одним из признаков сумасшествия… Я кивнула, и цветочные лепестки поднялись и пустились в пляс. Этот разноцветный тайфун окружил нас невероятным сладким запахом, закрыл обзор, облепил кожу. Я зажмурилась, сильнее прижавшись к Амэе. Когда лепестки осели, я увидела покосившуюся хижину ямаубы перед собой. Такое перемещение в пространстве было определенно приятнее, чем провалиться сквозь землю.
Я вздохнула и легонько потрепала Амэю по плечу. Кажется, пришло ее время знакомиться с горной ведьмой. Сама же ямауба прошла мимо – я только увидела ее покрытые землей ступни и испачканный в цветочной пыльце край кимоно.
– Кроме того, кое-кому не терпелось извиниться перед тобой… – пропела она. Я испуганно обернулась, всматриваясь в темноту.
У хижины сидел, опустив намокшие уши, Джуро.
Нет. Мне надо было подумать над словами ямаубы, понять, как я к ним отношусь. Не поворачивая в сторону Хозяина Леса головы, я с сонно озирающейся Амэей прошла мимо и закрыла дверь.
Звезды мерцают, как бегущие зайцы
Утром Джуро все еще был снаружи, и не один, а с Каори, которая при виде меня подскочила и недоверчиво вперилась мне в лицо взглядом. Амэя еще спала: ей надо было восстановить силы. Я быстро глянула на лиса: он что, провел здесь всю ночь?
Мне не спалось, и у меня было время подумать, но я так и не пришла к какому-то мнению о демонах, что пожирают плоть. Это было мерзко и противоестественно даже ради восполнения собственной ки. С другой стороны, не менее ненормальным казалось мне заливаться в счастливом хохоте и не испытывать ни капли угрызений совести после убийства человека. Но вот она, я. И вот они. Каори, кошка-екай, что дергала хвостом и смешно морщила нос, не зная с чего начать, и Джуро, бог этих мест, с виноватым выражением на лице.
Одно я знала точно – не было места безопаснее для отдыха, чем Море Деревьев. Пара чудом вырванных у ночи часов сна здесь стоили месяца отдыха на западном побережье.
– Что? – спросила я, когда немая сцена уж слишком затянулась.
Каори вдруг шагнула за спину Джуро и толкнула его ко мне. Хранитель воспротивился, уперся пятками, лег лопатками на ее спину, но все-таки сделал вперед несколько мелких шагов.
– Ну, говори, – прошипела Каори, и я удивленно приподняла брови.
– Я… Хотел… – он обернулся на Каори. Уши его были плотно прижаты к голове – не разглядеть среди медных прядей. Так он казался почти человеком, если бы не мелькающий за его ногами хвост. – М-м…
– И-и-и…
– …извиниться? – прохрипел он, не поднимая на меня глаз. Гордость застряла в его горле, как рыбья кость. Каори довольно прыснула в ладонь. Кажется, вся эта сценка ее жутко забавляла.
Это не походило на извинения. С другой стороны, я не была уверена, что Джуро должен был приносить мне их. В конце концов, у него были все основания для злости. Но в то утро… он был сам не свой.