Скоро конец света

А вечером шестого декабря, когда мы с Викой сидели в игровой одни и жевали «Сникерс» (один, разделенный на двоих), женщина-ведущая с вытянутым лицом и неприятным давящим голосом сообщила: «Конгресс США одобрил так называемый “акт Магнитского”, предусматривающий введение визовых санкций против россиян».

Для нас это не значило ничего. Вика хихикнула:

– У нее размазалась тушь.

– Где?

– Вот, приглядись. – Она тыкнула в экран телевизора, аккурат в угол глаза ведущей, и тот зарябил под ее пальцем.

Заметив, я тоже посмеялся.

«А теперь к другим новостям, – сообщила женщина. – Мужчина из Подмосковья решил переждать конец света в бункере…»

– Ты веришь в конец света? – спросил я Вику.

– Не-е-е-ет! – прыснула она. – Это все сказки! Хотя обидно бы было. Мы ведь только познакомились.

– По-моему, когда рядом кто-то есть, умирать не страшно, – негромко произнес я.

Сказал и испугался собственных слов. Что это на меня нашло? По сути, я сказал ей: «Рядом с тобой мне не страшно умереть», а это звучит даже хуже, чем «Я тебя люблю»! Это слишком откровенно, как раскинуть руки перед летящими пулями. Любовь делает человека беззащитным: ты достаешь из груди сердце и даешь его в руки другому, говоришь: «Вот, оно – твое, делай с ним что хочешь», – и не знаешь, что будет в следующую секунду: он погладит его или кинет об землю?

Вика гладит.

Она прошептала:

– Ты прав, – и положила свою руку на мою.

* * *

«Что будет, когда меня заберут?»

С этим вопросом я просыпался теперь каждое утро. Раньше сердце замирало от радости при мыслях об Америке, теперь – от тревоги. Радость, конечно, тоже была, но очень неуверенная: как будто она сама не понимала, имеет ли право на существование. Всякий раз, ощущая в душе этот игривый толчок предвкушения, я чувствовал себя предателем.

У меня до Вики никогда не было друзей, раньше я болтался сам по себе, как одинокая лодка в открытом море, а теперь этой дружбой меня прибило к берегу: все, так сказать, больше никакой легкомысленной глупости. Теперь будешь отвечать за другого человека, теперь тебе будет плохо, когда ему плохо, теперь вы все делите на двоих. Еще и мое сердце – оно ведь теперь у нее. Как я поеду без сердца?

Я спрашивал у Вики: что будет потом?

А она, широко улыбаясь, шутливо хлопала меня по плечу и говорила:

– У тебя будет крутая жизнь, вот что!

– А как же ты?

– А что я?

– Останешься здесь.

– Пф-ф, – фыркала она, отмахиваясь. – Я не пропаду!

Я видел: она не врет, не храбрится и не напускает на себя излишнюю самоуверенность. Она говорит правду, она точно знает, что не пропадет, и от этого мне становилось спокойней.

Вот только наше расставание было не единственным поводом для тягостных раздумий. Мне было стыдно перед ней за свое благополучие, за то, что меня забирают, а ее – нет. А я ведь даже ничем не заслужил такого везения.

Чем больше я уверял себя, что не виноват, тем больше чувствовал, как мне делается не по себе среди остальных ребят и как трудно быть рядом с Викой, понимая, что это не навсегда. Я, конечно, не совсем был ребенок. Я знал, что много чего в жизни не навсегда, как и сама жизнь. Но когда точно знаешь дату конца света, все становится сложнее.

– Знаешь что, – шептала мне Вика на ухо, когда мы сидели рядом в столовой. – Дай свою руку.

– Зачем?

– Дай! – требовательно сказала она.

Я протянул ей руку – ладонью вверх – под столом. Она повязала вокруг моего запястья фенечку из красных ниток.

– Это что? – шепотом спросил я.

– Это браслеты дружбы, – серьезно ответила Вика.

– Оу. – Я несколько стыдливо спрятал руку в карман. Подумал: «Как у девчонок».

Но после тут же вытащил и опустил руку на стол. Вспомнил, что в дружбе все делится на двоих, даже дурацкие причуды типа «браслетов дружбы».

– Представь, – говорила мне Вика, – ты уедешь в Америку и заберешь браслет с собой. И он всегда будет при тебе. Через много лет, может, лет через сорок, найдешь его и вспомнишь меня. Расскажешь жене, что это тебе сплела подруга, когда вам было двенадцать.

Я внимательно слушал, а сам думал: «Какая еще жена? Верни мне сердце».

Но Вика не возвращала.

Приезжали Анна и Бруно. Мы сидели в комнате для посетителей, и я ковырял носком дырку в линолеуме. Надеялся, что не спросят про браслет.

Анна сказала:

– Это та девочка подарила.

Даже не спросила, а именно сказала.

Я кивнул.

– Кто она?

– Подруга.

– Подруга или подружка? – Бруно странно подмигнул, а Анна пихнула его в бок.

Я не понял разницы и пожал плечами.

– Грустишь, что придется расставаться? – догадалась Анна.

Я опять кивнул.

– Не переживай, вы еще полгода точно будете вместе.

– А потом?

– А про потом не думай. Полгода – это, знаешь, какой срок в вашем возрасте? За это время можно тридцать три раза новых друзей найти.

Я за двенадцать лет не нашел здесь ни одного друга, как они не понимают? Им кажется, что это все шутки.

Вот и Бруно сказал:

– Первая любовь – это не долго.

– А какая – долго? – сердито спросил я.

– Ну. – Он замялся. – Потом, дальше…

– А Анна – это какая по счету любовь?

Анна перебила нашу небольшую перепалку тяжелым вздохом:

– Всё, прекратите.