Скоро конец света

Когда мы доехали, мне велели идти в спальню и переодеться, сказали, что «вещи для телевизионщиков на кровати». Я ничего не понял. Раньше у нас не было никаких «вещей для телевизионщиков», только «для спонсоров» (это такая нарядная одежда, которую следовало надевать, когда приезжал кто-то очень важный).

На кровати аккуратной стопочкой лежали синие джинсы и плотная голубая рубашка. Пока я шел по коридору, то подметил, что все остальные дети выглядят как обычно и моим соседям по комнате специальная одежда тоже не была подготовлена.

Я переоделся и вышел в коридор, где меня снова перехватила нервная воспиталка. Бегло и путано она начала объяснять, что сейчас приедут люди с какого-то главного канала и будут меня снимать на камеры.

– Зачем? – не понял я.

– Такое распоряжение!

Меня привели в вычищенную до блеска игровую комнату – все в ней теперь казалось незнакомым и чужим. Наш допотопный телик задвинули в угол, чтобы он не привлекал к себе внимания, зато теперь в центре стоял новый игровой столик со встроенной железной дорогой. Меня усадили на стул возле этого столика и дали бумажку с текстом. На ней печатными буквами были написаны мое имя, возраст и мои увлечения: оказалось, я люблю играть в футбол, смотреть телевизор, хорошо учусь, мой любимый предмет – математика, а когда я вырасту, то стану пожарным. В конце от руки была приписка: «Я очень хочу попасть в семью, к маме и папе».

Все это было ложью. Я никогда не играл в футбол, а кем вырасту, даже и не думал.

– Что это такое? Зачем это говорить? – пытался я достучаться до взрослых.

Но все только суетливо бегали вокруг, поправляли занавески, передвигали мебель с места на место, по десять раз подряд приглаживали мне волосы. Все повторяли про каких-то «они». Они придут, они увидят, они подумают, надо все тут переставить, чтобы они не решили, что мы…

А потом «они» наконец-то появились: несколько человек шумно ввалились в комнату, громыхая техникой и съемочным оборудованием. Среди них были две симпатичные женщины: одна в красном брючном костюме, а вторая попроще, в свитере и болоньевых штанах. Трое мужчин тоже выглядели обыкновенно, только у одного были наушники на голове, у второго рация на поясе, а третий расставлял камеры на штативах передо мной, а потом бегал между ними и заглядывал в каждую. Никто, кроме него, даже не смотрел в мою сторону, да и он настраивал камеры с таким видом, словно я очередной предмет мебели в этой комнате.

Воспиталка наклонилась к моему уху и еле слышно сказала:

– Когда включат камеры, скажешь то, что написано на листочке.

– Зачем это?

Но она отмахнулась:

– Потом.

Я был не таким отсталым, как им всем там казалось. Я узнал логотип канала на микрофонах: по нему я в последнее время смотрел новости. Меня покажут по телику, Анна и Бруно могут увидеть, какой я врун и как я «очень хочу попасть в семью», они решат, что я забыл их, а это не так. Мне не нужна была никакая другая семья.

Сначала мне захотелось вообще распсиховаться и отказаться сниматься, но я побоялся, что меня снова отправят в психушку и на этот раз я попаду в другое отделение, не к таким добрым врачам, поэтому не стал. Решил, что буду отвечать на вопросы честно.

Когда по другую сторону игрового столика села женщина в красном и начала разговаривать со мной через микрофон, я сразу сказал, что меня зовут Оливер, а не так, как они вычитали в бумажках.

– Почему Оливер? – спросила она.

– В честь Оливера Твиста. Он такой же, как и я.

– Такой же беззащитный сирота?

В ее голосе мне послышалась фальшивая жалость, но я кивнул.

– Чем ты увлекаешься? Может, ходишь на какие-то занятия?

– Ничем.

Женщина растерялась:

– Э-э… Почему так?

– У нас здесь нет никаких занятий.

– Странно, на сайте написано, что у вас тут секции по футболу, рисованию…

Я пожал плечами:

– Мы же здесь, а не на сайте.

– А чем бы ты хотел заниматься? Может, спортом каким-нибудь?

– Бейсболом.

Она снова растерялась:

– Почему бейсболом?

– Потому что мои родители, которые должны были забрать меня в Америку, водили меня на бейсбол в Солт-Лейк-Сити. Это в штате Юта. Там горы и много мормонов…

– Хорошо, а друзья у тебя есть?

– Вика, мы из одной группы. Еще есть Калеб, мы познакомились в Америке и общаемся в фейсбуке[7]. Он ждет, когда я приеду, но теперь, кажется, я никогда не приеду из-за этого дурацкого…

Она перебила меня:

– Вика – это твоя подружка?

Прозвучало очень слащаво.

– Не знаю. Я ее уже давно не видел.

– А где же она?

– Все время ходит в гости к одной семье.

Женщина сочувствующе свела брови в треугольник:

– Ты бы тоже хотел в семью, да?

– Да, к Анне и Бруно.

Женщина махнула рукой, останавливая съемку. Воспиталка тут же кинулась к ней извиняться:

– Вы простите, пожалуйста, он, наверное, перенервничал! – И сказала уже мне скрипуче-сварливым голосом: – Не понимаешь, что ли, люди ради тебя приехали!

Женщина уже не так приветливо улыбалась, но, стараясь не растерять благодушного настроения, сдержанно объяснила мне: