Скоро пойдет снег

Я спрашивала сестру, но она отмахнулась, заявив, что не может всего помнить. Позже она сказала, что на самом деле рассказы матери походили на телесериал, который она смотрела однажды в старшем классе. А на следующий день она снова позвонила и сказала, что впервые готовила сладкий рисовый пирог, который я, возможно, помню по нашему детству. Рецепт попался ей в каком-то журнале, и она сразу узнала его, хотя много лет не вспоминала о пироге. Состав там обманчиво простой: рисовая мука, вода, немного сахара и немного дрожжей, смешать и готовить на пару, а затем остудить. Она одолжила у нашей матери большую пароварку и приготовила пирог в надежде, что детям запомнится. В конце разговора она опять повторила, что совсем не помнит мамину историю о нашем дяде. Зато помнит, как мама возила ее в Гонконг на похороны деда. Сестре тогда было лет шесть или семь. В гостях ей пришлось спать в незнакомой постели с одеялом, расшитым светло-розовыми хризантемами, и полотенце было такое же. И кто-то, она совершенно не помнит, кто именно, не то троюродный брат, не то свекровь, уступил ей свою комнату. Запомнилось, что в доме было полно незнакомых людей. Они без конца разговаривали, бродили из комнаты в комнату и на кухню, а она чувствовала себя совершенно потерянной. Она не могла понять, кто из них член семьи, а кто посторонний. Но все относились к ней неожиданно ласково, часто предлагали всякие лакомства и пытались говорить с ней на кантонском диалекте, которого она совсем не понимала. И ведь они знали, что не понимает, и все равно продолжали говорить, как будто понимание могло прийти неким волшебным образом, если оба собеседника захотят. Моя сестра молча смотрела в ответ исподлобья, и в конце концов люди сдавались, качали головами и уходили. Кроме «да», «нет» и «спасибо» у нее не было ни малейшей возможности проявить себя. В результате никто не просил ее помочь или сделать что-нибудь, а потом и вовсе оставили в покое. Так что большую часть времени она просидела на стуле из розового дерева, свернувшись калачиком, играя в Game Boy своей кузины или смотря мультфильмы по телевизору. Если она хотела выйти на улицу, чтобы поиграть в маленьком дворике, посмотреть каменного льва, поставившего тяжелую лапу на мяч, ей выдавали пару розовых изношенных шлепанцев, на два размера больше, чем нужно, и от долгого использования принявших форму чьих-то ног. Иногда ей, правда, поручали промывать рис, то есть много раз наливать и сливать молочно-белую воду, пока она не становилась прозрачной. С таким делом вполне мог справиться и ребенок. Ночью она лежала без сна, прислушиваясь к шуму вентилятора и разговорам взрослых, доносившимся из большой комнаты.

Самих похорон сестра тоже не запомнила. Кладбище находилось на вершине холма, к нему вели ступени, и там стояли вокруг серые каменные плиты. И вообще всю поездку она словно плыла по течению. За ней наблюдали, относились к ней по-доброму, но с такой снисходительностью, с которой относятся к маленькому животному, не способному на осмысленные действия. Она и правда не знала, как себя вести, как разобраться в сложных семейных взаимоотношениях, особенно учитывая множество незнакомых людей. Даже в нашей маленькой семье и то не всегда удается побыть одной, а тут кругом такое многолюдье. Все всегда чем-то заняты, из-за этого сестра чувствовала себя бесполезной. Она понимала, что семья скорбит, но непонятно же, кто этот мужчина, чья фотография стоит в доме на семейном алтаре и к могиле которого все отправились. Покойник так и остался для нее незнакомцем. Она помнила бумажные деньги, которые родственники принесли с собой, да и то потому, что ей понравилась яркая пурпурная упаковка, почти цвета фуксии, с золотыми иероглифами. На фоне серых камней и бетонных ступеней яркие цвета выглядели красиво. И деньги тоже были красивыми, как будто предназначались для игры. Вместе с остальными сестра стояла в очереди, а потом бросила деньги в огонь, и только порыв ветра, понесший дым в ее сторону, заставил ее прослезиться. Все остальное показалось скучным; когда ей вручили миску с ритуальной едой, она быстро и небрежно поставила ее на каменный выступ. Наверное, этот ее небрежный жест смутил мать, стоявшую в толпе своих друзей и родственников. Потом кто-то купил ей мороженое, она присела на корточки и съела его среди высокой травы, под влажным ветром.