Скоро пойдет снег

На улице было холодно, а в поезде тепло, от супа нам обоим захотелось спать. Мы шли по улицам пригорода, над нами возносились деревянные телеграфные столбы и пересекались провода. Сами улочки были настолько узкими, что для тротуара не оставалось места, а на проезжей части наносили разметку, выделяя пешеходные дорожки белым. Время от времени мимо нас проплывали мини-маркеты, небольшие магазинчики и кофейни – их яркие вертикальные вывески заметны были издалека. На днях в музее под открытым небом мы проходили мимо деревянного дома, там внутри играла музыка. Мать приостановилась, увидев, что она хочет туда зайти, я решительно взяла ее за руку и толкнула дверь. Внутри две женщины склонялись над музыкальными инструментами. Мама взволнованно сказала, что это японские цитры, почти такие же, как китайские, и звук у них такой же – она помнит, как в детстве слышала их по радио. Я тоже узнала звук, то глубокий, деревянный, то глухой, отрывистый. На пальцах правых рук женщины носили накладки, похожие на длинные белые ногти. Этими медиаторами они и пощипывали струны инструментов. Мама смотрела как завороженная. Мы долго простояли там, а когда собрались уходить, мать спросила, нельзя ли купить диск с этой музыкой.

Церковь отыскалась не сразу, но все же нашлась. Это оказалось низкое здание в тихом квартале, по форме напоминавшее коробку. Мы вошли. Внутри обнаружились стены из сырого бетона, они поглощали большую часть света, придавая интерьеру тускло-серый оттенок. Пол едва заметно понижался, словно притягивая все к простому южному алтарю. В стене за алтарем помещались две большие сквозные ниши: одна вертикальная, а другая горизонтальная. Они образовывали огромный крест. Мы сели на скамью, и наше внимание сразу приковал струившийся сквозь него яркий белый свет, разительно контрастирующий с неярким освещением всего храма. Очень эффектно! Словно смотришь на вход в пещеру. Я сказала маме, что, наверное, так чувствовали себя прихожане в самых древних церквях. Их строили в те времена, когда люди остро осознавали святость самой природы и старались ей подражать. По замыслу здешнего архитектора, крест и должен проходить стену насквозь, чтобы воздух свободно проникал через ниши, как воля божья.

В этот серый, холодный день, кроме нас, здесь никого не было. Я спросила мать, что она думает о душе, и она ненадолго задумалась. Затем, глядя не на меня, а на яркий белый крест перед нами, она сказала, что верит: все мы, по сути, ничто, просто большой набор мимолетных желаний и ощущений. Она никогда не думала о себе как об индивидуальности, скорее как о частице, неразрывно связанной с другими. В наши дни, сказала она, люди жаждут знать все, думая, что они могут понять мир, как будто просветление не за горами. Но, по ее словам, глупо считать, что всезнание уменьшит количество боли на земле. В этой жизни нам только и дано, что пройти сквозь нее, как дым сквозь ветви, и страдать, пока не наступит небытие. А может, и потом мы будем страдать, только где-нибудь в другом месте. Потом она начала говорить об иных убеждениях: о добродетели и жертвенности, о том, что надо копить доброту, сделать из себя сокровищницу. Тут она взглянула на меня так, словно хотела убедиться, разделяю ли я ее взгляды. Но, к своему стыду, я не только не могла с ней согласиться, но даже не могла сделать вид, что согласна. Вместо этого я посмотрела на часы, объявила, что храм скоро закроется и нам пора идти.

Следующим отрезком нашего пути я выбрала прогулку по старой тропе, через лес, и перевал. Когда-то эта тропа соединяла имперские города. Но скоро мне стало ясно, что цель недостижима. Всю неделю шел дождь, тропа наверняка раскиснет, станет грязной и мокрой. А мама, конечно, не запаслась походной обувью, хотя я ее и предупреждала. Тащить ее на подобную прогулку было бы, по меньшей мере, жестоко. Она изменилась с нашего последнего свидания. Нет, выглядела она по-прежнему молодо, изменилось скорее мое восприятие. Но во время поездки я то и дело посматривала на нее и, конечно, заметила следы времени на лице; теперь ей скорее подошло бы звание бабушки. Я думала об этом, а потом сразу же забывала; то, что видели мои глаза, заслонялось образом, пришедшим из детства, закрепленным где-то в глубинах моей памяти. Проходило несколько дней, и я снова начинала видеть ее сегодняшнюю. Я подумала и предложила ей подождать меня, пока я все-таки пройдусь по этой тропе. Недалеко от станции есть маленькая уютная гостиница, а город большой, есть на что посмотреть, даже ходить далеко не надо. Я бы доехала до конечного пункта на поезде, а потом пешком пошла бы обратно. К вечеру следующего дня я планировала вернуться.