Скоро пойдет снег

Я открыла обувную коробку, найденную Лори в чулане, и высыпала содержимое на кровать. С фотографий на меня смотрел Лори с братьями и сестрами; еще маленькие, они шли в сумерках по грунтовой дороге. Пейзаж вокруг только угадывался. Мать несла на руках ребенка, видимо, его или сестру. Над головами виднелась бледная луна. Еще там нашлись открытки от людей, которых я не знала, паспорт с вырезанной страницей, удостоверяющей личность. Рисунок рыбы в воде, сделанный рукой Лори. Когда я спросила его об этой рыбе, он вспомнил, что это еще из начальной школы, ему шел одиннадцатый год. Я усомнилась, рисунок, пожалуй, слишком хорош для одиннадцатилетнего мальчика, а он в ответ напомнил, что его мать была художницей; это ее рисунки и картины висят на стенах.

Целый день Лори ремонтировал окно в мастерской отца. Он по несколько раз делал замеры, строгал и подгонял раму, а я читала и наблюдала за ним с террасы. На ужин его отец приготовил простое зеленое карри, и мы поели на улице, обсасывая креветок и наблюдая, как небо постепенно приобретает фиолетовые тона. Столешница так давно жила в этом доме, что ее поверхность стала серебристой. За едой Лори разговаривал с отцом. Они вспоминали истории о людях, выживших в циклонах, о том, как вместе путешествовали, о детских проказах. Я чувствовала, что это своего рода семейная хроника, что эти истории рассказывались не раз, постепенно обретая завершенный вид. А еще я думала о рисунке Лори, о скульптурах его отца, о том, что в изваяниях сохраняется часть жизни оригинала. Я уже расспрашивала отца Лори о его работах, он рассказывал о методе вычитания или сложения, о том, что главное в камне или дереве – его свойства, они диктуют будущие формы, и о том, как делается форма для отливки. Мне хотелось глубже вникнуть в этот процесс, но я не сразу сообразила, как сформулировать свой вопрос и упустила время. Перед тем как заснуть, мы с Лори долго читали, и, когда я наконец почти заснула, Лори отложил книжку и смотрел на меня, хотя видел меня далеко не в первый раз.

Я проснулась рано, едва рассвело. В горах стоял туман, шел мелкий дождик. Я натянула на рюкзак непромокаемый чехол, взяла плащ и вышла. Никого не было видно. Я шла по обочине, и редкие машины опасливо притормаживали, словно я животное, которого не хочется пугать шумом мотора. Кожей лица я ощущала прохладу и влажность воздуха. Я проходила мимо тихих деревень, мимо домов с небольшими садиками и огородами. Урожай сушился в корзинах под навесами. Пустая железнодорожная платформа, мост, плотина, через которую шла вода, неизвестно откуда берущаяся, холодная и черная, а на камнях – с клочьями белой пены. В рюкзаке были еда и вода, и еще два огромных красных яблока, купленных накануне в продуктовом магазине. Меня окружали проселочные дороги и поля. Я миновала сарай, перед которым кто-то аккуратно сложил свежие бревна. Впереди я заметила на деревьях яркие плоды, а подойдя поближе, поняла, что это хурма. Те, что висели на ветках, выглядели твердыми, а на земле лежали поспевшие и осыпавшиеся. Я поискала на ветках те, что уже почти дошли, собрала немного, и дальше шла, неторопливо объедая вяжущую мякоть. Думала о том, как бы вел себя Лори, будь он сейчас со мной, о чем бы он говорил, на что смотрел. В одиночестве мне плохо думалось. Вспомнила его имейл. Лори писал, что придумал, как сделать полку у меня в кабинете. На нее можно поставить цветочные горшки, и комната станет походить на маленькие джунгли.